Глава 4 вехи методологии экономической теории

4.1.  Джон стюарт милл ь: ранний Позитивизм

Методологическая позиция Дж.С. Милля представляет зна­чительный интерес уже постольку, поскольку его труды знаменуют собой вершину классической политической экономии, у истоков которой стояли А. Смит и Д. Рикардо. В философском отношении оба сильно уступали Миллю, который сознательно стремился про­должить философскую линию Конт — Локк — Беркли — Бентам. О. Конта, с которым он состоял в переписке, Милль высоко ценил за его позитивизм: ученый обязан руководствоваться чувственны­ми впечатлениями, их соотносительностью и более ничем. Расхож­дения с Контом у Милля начинались там, где речь заходила о со­циальных явлениях. У него были все основания считать, что Кон-ту не удалось выработать философские принципы социальных наук. В качестве философов Локк и Беркли значимы для Милля, но и они не выработали указанных принципов. Отчасти это уда­лось Бентаму в его утилитаризме, но он прославился не столько своими философскими идеями, сколько реформаторской деятель­ностью. Таким образом, Милль сознавал, что ему предстоит выра­ботать свою собственную точку зрения, отличную от позиций его предшественников.

В качестве сторонника эмпирицистского позитивизма Милль полагал, что принципы и теоретические методы нельзя строить a priori, они должны извлекаться из наблюдений. «Научное объяс­нение состоит из объяснений следствий из их причин» [116, с. 733]. Применительно к гуманитарным наукам это означает, что необхо­димо объяснить хотения мотивами, а мотивы — желательными для нас предметами [Там же, с. 683]. Следует отметить, что решимость, с которой Милль ставил в центр социальных наук причинно-след­ственные связи, вызывает изрядную дозу удивления, и вот почему. Он наверняка был знаком с анализом Д. Юма, согласно которому фиксируется последовательность явлений, а не их причинно-след­ственные связи. Но на этот анализ Милль не обратил должного внимания, возможно потому, что в противном случае ему при­шлось бы вступить в конфликт с экономистами, широко исполь­зовавшими представление о причинной детерминации.

20_

Милль различал четыре метода: экспериментальный, при кото­ром лишь фиксируются факты; отвлеченный, когда все хотят объ­яснить одной причиной; прямой дедуктивный (учитываются мно­гие причины); обратно-дедуктивный (эмпирически выявленные исторические законы объясняются способностями людей). Идеал гуманитарного научного знания, по Миллю, определяется методом обратной дедукции [116, с. 750]. В своих «Основах политической экономии» [115] он в основном руководствовался методом обрат­ной дедукции, а не дедукции, как часто утверждается.

Милль, следуя Ф. Бэкону, разрабатывал методику исследования причинно-следственных связей. Он считал, что если тщательно провести наблюдение, а затем сопоставить взаимозависимости яв­лений, то всегда можно выявить причинно-следственную связь. Именно так устанавливаются научные законы. Общие понятия получают благодаря абстракциям, они нужны в качестве памятных записей, в реальности им не соответствуют какие-либо сущности. Все научные предложения получаются благодаря индукции. Под­линный смысл дедукции как якобы совершающегося доказатель­ства от общего к частному на самом деле сводится к индукции, к движению от частного к частному. Допустим, проведено наблю­дение двух явлений x1 и x2 и установлено их сходство F, т.е. Найден закон F(x1, x2). Если теперь в поле зрения исследования попадает явление xv схожее с x1 и x2, то на него распространяется закон F(x1, x2), т.е. Получается закон F(x1,x2, x3). Кажется, чтоx3выведено из закона F, но в действительности никакого вывода не было, прос­то в одну группу были объединены схожие явления. То есть имела место расширяющая индукция. Логические дедукции есть частные случаи индукции.

Вроде бы со сведением дедукции к индукции все обстоит впол­не благополучно, но в моральных науках (так выражался Милль) есть одна сложность: речь идет не о том, что есть и будет, а о том, что должно быть [116, с. 763]. Перед «гильотиной Юма» приходит­ся признать бессилие науки: что должно быть, невозможно уста­новить научно. Поэтому все моральные науки, в том числе и поли­тическая экономия, являются в определенном роде не только на­уками, но и… искусствами.

«Искусство ставит цель, которую нужно достичь, определяет эту цель и передает науке. Наука принимает ее, рассматривает как явление или факт, подлежащий изучению, а затем, разобрав при­чины и условия этого явления, отсылает его обратно искусству, с теоремою относительно того стечения обстоятельств, которым

20_

Оно причинно обусловлено» [116, с. 764]. Что касается целей, то они устанавливаются не произвольно, а в соответствии с опреде­ленным принципом, который получают опять же из опыта. Глав­ный принцип методологии есть «содействие счастью человечества или, скорее, всех чувствующих существ» [Там же, с. 769]. Таково требование утилитаризма [117].

Почему в рассуждениях Милля довольно неожиданно появилась ссылка на искусство? Это признак хорошего научно-философско­го тона? Безусловно, нет. В последовательной философии науки обязательно должен использоваться принцип теоретической отно­сительности, а это означает, что принимаются ссылки исключи­тельно на теории. Ссылка на искусство не принимается, она долж­на быть заменена ссылкой на искусствоведение, например на тео­рию театра или литературоведение. Теперь уже ясно, что ссылка Милля на искусство камуфлирует какую-то фундаментальную для него трудность. Нам она видится в том, что, отнеся причинно-следственные связи к области науки, он растерялся перед лицом ценностно-целевых соотношений. Имея о ценностях смутное представление, не зная, как поступить с ценностно-целевыми со­отношениями, Милль отдал их на откуп искусству. В результате он оказался перед непреодолимыми для себя трудностями. Видимо, их характер не был им понят в должной степени. К тому же надо учесть, что с читателями своих экономических произведений Милль, как правило, избегал сколько-нибудь детального обсужде­ния своих философских выводов.

Для философии экономической науки Милля весьма характер­ны натурализм, дескриптивизм, психологизм. Но даже под дефор­мирующим влиянием этих псевдопринципов философии науки упомянутая теория достаточно весома, ведь не случайно Миллю удалось развить передовую для его времени либерально-реформа­торскую идеологию. Философия Милля в сравнении с философи­ей его экономического кумира Д. Рикардо явно выигрывает, в ней меньше натурализма (не случайно Милль отходил от трудовой тео­рии стоимости), больше экзистенциальной определенности, он лучше учитывал влияние на экономику пограничных с нею наук — политологии и социологии, дополнял ее этическими положения­ми. Для своего времени, т.е. Для середины XIX в., теория Мил­ля — образец философского исследования. Но с позиции сегод­няшнего дня она, разумеется, уже не является образцовой. Все используемые Миллем понятия являются не более чем эрзац-цен­ностями. Концептом «ценность» он не владел. В обращении с по-

20_

Нятиями Милль был еще и довольно неуклюж постольку, по­скольку он не владел математическим анализом, а его логика, раз­работке которой он посвятил значительную часть своей жизни, не отличаясь, по сути, от теории познания, была перенасыщена пси-хологизмами. В неопозитивистской логике (Г. Фреге, Б. Рассел, Р. Карнап) психологизмы считаются абсолютно неприемлемыми. Итак, философия экономической науки Милля имеет эмпирико-позитивистский характер. Этим обстоятельством определяются как ее достоинства, так и недостатки.

Весьма странную оценку методологии Милля дает такой круп­ный в методологии экономики авторитет, как Д. Хаусман. «Если осовременить язык, которым он пользовался, и саму его экономи­ческую теорию, то, как мне кажется, мы получим позицию, кото­рой и сегодня придерживается большинство ортодоксальных эко­номистов, что бы они ни заявляли в методологических дискуссиях» [193, № 2, с. 107]. На наш взгляд, как бы ни интерпретировалось содержание концепции Милля, она навсегда останется теорией середины XIX в. И не покинет того места, которое обеспечил ей в научно-теоретическом ряду теорий ее создатель. Лишь в одном от­ношении вывод Хаусмана представляется нам актуальным. Многие экономисты, избегая рефлексий над философскими основаниями своих исследований, высказывают суждения проблемного толка. Деградация тех или иных исследователей в сторону нижних ступе­ней соответствующего исторического научно-теоретического ряда наблюдается достаточно часто, но полностью переместиться в ме­тодологическое прошлое им все-таки не дано. Любой современный экономист уже только за счет использования предельных величин и связанного с ними математического аппарата далеко уходит впе­ред от миллевских конструкций.