3.5.5. Историческая школа в философии науки
В постпозитивизме Поппера содержится один момент, пробле-матизация которого привела к образованию относительно самостоятельной области исследования, значительный вклад в которую внесли также И. Лакатос, Т. Кун, П. Фейерабенд. Речь идет об исторической школе в философии науки, основным предметом изучения которой является динамика научного знания. В наши дни мало кто удовлетворяется представлением о возможности абсолютного знания, пребывающего в раз и навсегда достигнутом состоянии покоя. От того, как понимается динамика знания, зависит уяснение существа науки. Памятуя об этом, обратимся к наиболее актуальным концепциям представителей исторической школы.
Карл Поппер: частичная тождественность теорий. Он предполагал, что теории сравнимы и как раз в этом заключается их соизмеримость.
«Предполагая, что истинное содержание и ложное содержание двух теорий t1 и t2 сравнимы, можно утверждать, что t2 ближе к истине или лучше соответствует фактам, чем t1, если и только если имеет место одно из двух условий:
А) истинное, но не
ложное содержание t2 превосходит истинное
содержание t1;
Б) ложное, но не
истинное содержание t1 превосходит ложное со
держание t2» [147, с. 353]. Теория t2 превосходит теорию t1, если она
по сравнению с нею: 1) делает более точные утверждения; 2) объ
ясняет большее количество фактов; 3) истолковывает факты более
подробно; 4) выдерживает большее число проверок; 5) предлагает
новые проверки; 6) объединила ранее не связанные друг с другом
проблемы [Тамже, с. 351].
Итак, Поппер предполагал, что сравнение теорий возможно в силу их частичной истинностной тождественности. Не ясно, почему две теории применительно к одним фактам могут быть тождественными, а за их пределами они же нетождественны друг другу. На наш взгляд, ошибка Поппера состоит в концептуальном отождествлении двух теорий. В концептуальном отношении у двух
161
Теорий нет тождественных частей. Теория t2 ни в одной из своих частей не тождественна t1. Теория t2 имеет над теорией t1 концептуальное преимущество, и лишь поэтому она удовлетворяет перечисленным выше шести положениям. Кстати, в этих положениях Поппер, вопреки своему обыкновению, делает акцент не на теории, а на фактах. Такая манера выражения характерна скорее для неопозитивиста, чем для постпозитивиста.
На наш взгляд, Поппер не учитывал, что переход от одной теории к другой предполагает сложный процесс интерпретации. Сравнение теорий означает, что содержание как достоинств, так и недостатков t1, может быть проинтерпретировано с позиций t2. Там, где t1 сталкивается с неодолимыми для нее противоречиями, с ними благополучно справляется t2.
Поппер понимал соизмеримость теорий упрощенно, как сравнение без учета вектора интерпретации, направленного от t2кt1 Он обращает внимание на исторический (поступательный) ряд теорий (t1 —→ t2), но у него отсутствует научно-теоретический строй:
Стремясь определить истоки экстенсивного подхода Поппера, пожалуй, следует обратить внимание на одну особенность его философствования: далеко не всегда проводимый им анализ научных теорий обстоятелен. Так, в книге «Открытое общество и его враги» [148, т. 2] Поппер обрушивал шквал критики на марксизм, но обходился без тщательного анализа его экономической теории с ее главным концептом, абстрактным трудом. В книге [146] он, обращаясь к сложнейшим вопросам квантовой механики, умудрялся обойтись без анализа ее символического формализма, а это необходимо было сделать.
Между наукой и философией науки существует очень тесная связь. Стоит ее ослабить, как тотчас зазор между ними становится столь большим, что философия науки, теряя свой былой статус, переходит в стадию метафизики. Последняя в отличие от философии науки оперирует общими декларациями там, где требуется утонченный научный анализ. На наш взгляд, даже высшему авторитету в области философии науки — Попперу не всегда удавалось соблюсти необходимую дистанцию между нею и метафизикой.
Имре Лакатос: история науки — это эстафета научно-исследовательских программ. Попперовский анализ науки нашел поддержку и критику у И. Лакатоса. Он решил создать теорию истории науки, которая отсутствовала у Поппера [88, с. 246]. В связи с этим Лакатос ставил во главу угла концепт «научно-исследовательская
162
Программа» (НИП). НИП — это ряд теорий с одними и теми же методологическими принципами и основными задачами (твердое ядро программы) плюс их изменчивая часть (защитный пояс) [89, с. 135—136]. Реализация программы выступает как сохранение твердого ядра в неприкосновенности (отрицательная эвристика), дополненное выдвижением проблем, догадок, опровержением аномалий (положительная эвристика). Смена НИП не является сиюминутным процессом. Ее ядро значительно устойчивее защитного пояса. Под удар дискредитирующих данную НИП факторов в первую очередь попадает ее периферия, играющая роль защитного пояса. Разрушение ядра программы означает катастрофу всей НИП. До этой катастрофы НИП проходит разные стадии, в том числе регресса и прогресса. История развития науки — это не просто эстафета теорий, а последовательность научно-исследовательских программ.
Для выделения «жесткого ядра» есть лишь один способ — определить инварианты того семейства теорий, которое избрано для анализа. Допустим, вы выяснили, что во всех трех экономических теориях T1, T2, T3 (мы в отличие от Поппера предпочитаем обозначать теории заглавными буквами!) Используются следующие положения: a) основные экономические параметры интерпретируются как предельные величины; б) считается, что на рынке существует равновесие, совпадающее с оптимумом по Парето; в) используется модель рационального вывода. Но есть и различия между теориями: в T1 допускается, а в T2 не разрешается частная собственность на ресурсы; в T3 рассматривается теория международной торговли, о которой нет речи в T1 и T2. К тому же каждая из теорий имеет выдающихся сторонников, которые расходятся во мнении относительно многих положений, используют различные упрощающие приемы («допустим, что …» ). Таким образом, положения a), б), и в) образуют ядро, а разброс мнений, вспомогательных гипотез, объектов исследования составляют оболочку ядра данной НИП, в которой читатель, очевидно, давно уже распознал неоклассику. Представление о неоклассической НИП будет актуальным до тех пор, пока в наличии будут инварианты a), б) и в). Можно допустить, что развитие экономической науки вынудит отказаться сначала от в), а затем и от б). Но лишь когда будет «разбито последнее зеркало» — a), неоклассическая НИП будет окончательно разрушена.
Как правило, в экономических направлениях, а они представляют собой своеобразные НИП, можно выделить «последнее зер-
763
Кало», наиболее основополагающий принцип. В классике это теория стоимости, в марксизме — принцип двойственности заключенного в товаре труда, в кейнсианстве — требование предвосхищения будущего.
Концепция НИП имеет большое значение по крайней мере в двух отношениях. Лакатос обратил внимание, во-первых, на структуру науки в целом, во-вторых, на строение каждой отдельной теории. Идея о том, что любая отдельная теория непременно входит в кластер теорий, и нова, и необычна. Интересна также мысль об относительной устойчивости теории, до некоторых пределов она способна выдерживать критические удары, проверки, фальсификации. Лакатос прав, по сравнению с теорией Поппера его фаль-сификационизм является более утонченным.
Но при всех ее достоинствах концепцию НИП нельзя считать теорией истории науки. Дело в том, что представление о НИП не отменяет фундаментального научного факта: элементарной концептуальной единицей науки является не что иное, как теория. Относительно теории НИП — укрупненная единица, кластер теорий. Продуктивное исследование не должно ограничиваться НИП, оно вынуждено обратиться к их структурным единицам, а ими являются теории. Углубленный анализ непременно должен дойти до динамики теорий, в противном случае он потеряет в концептуальной содержательности и основательности.
На наш взгляд, теория истории науки выступает как двухста-дийный процесс: исторический ряд теорий дополняется их строем. Переинтерпретация ряда теорий в их строй как раз и является сердцевиной теоретического постижения философии науки. Лакато-совская история научно-исследовательских программ не доходит до этой сердцевины. Она, по сути, не рассматривает соотношение теорий, относящихся к различным научно-исследовательским программам.
Томас Кун: концепция научных революций. Подобно Лакатосу, Т. Кун членит науку не на отдельные теории, а на более объемные образования, которые он называл парадигмами (от греч. Paradig-та — образец, пример). Термин «парадигма» обозначает всю совокупность убеждений, ценностей, технических средств и т.д., которая характерна для данного сообщества. С другой стороны, он указывает на один вид элемента в этой совокупности — конкретные решения головоломок, которые, когда они используются в качестве моделей или примеров, «могут заменять эксплицитные правила как основу для решения неразгаданных еще головоломок
16_
Науки» [84, c. 272]. Итак, Кун придает парадигме двоякий смысл — социологический и конкретно-научный. Именно в указанных двух смыслах концепта «парадигма» он видит свой основной вклад в философию науки [84, с. 272]. Но почему научное сообщество стремится к парадигмам? Потому что их использование приводит к успеху скорее всего [Там же, с. 45]. Как видим, концепт «парадигма» вырастает у Куна из прагматических корней. Парадигме придается инструментальный характер.
Руководствуясь парадигмой, ученые наводят порядок в науке. Так они приходят к нормальной науке, стандарты которой излагаются в учебниках. Те явления, которые не вмещаются в коробку нормальной науки, в сущности, вообще упускаются из виду. Кажется, что это явный урон. Но надо учитывать и преимущества пара-дигмальной науки: она позволяет исследовать тот или иной фрагмент природы детальнее и глубже, чем это было бы возможно при других обстоятельствах [Там же, с. 46]. Нормальная наука позволяет решить многие головоломки, причем с максимальным успехом. Постепенно, однако, облако неразрешимых аномалий вокруг нее уплотняется, это приводит к кризису, наступает час теоретической революции, наука становится экстраординарной. В условиях кризиса нет другого выхода, как отказаться от парадигмы. Но отказ от одной парадигмы есть решение принять другую парадигму. Принимается та парадигма, которая позволяет достичь большего успеха. Выбор новой парадигмы определяется в решающей степени максимами, нормами, ценностями. При этом надо отличать стандартные критерии оценки адекватности теории, такие, например, как точность, непротиворечивость, область приложения, простота и плодотворность, от факторов, зависящих от индивидуальной биографии и характеристики личности. Критерии выбора Кун квалифицирует как ценности. Главный его вывод состоит в том, что выбор парадигмы определяется ценностями. Сторонники конкурирующих парадигм никогда не преследуют одни и те же цели, они руководствуются разными неэмпирическими допущениями. А поэтому «конкуренция между парадигмами не является видом борьбы, которая может быть разрешена с помощью доводов» [Там же, с. 195]. В силу тех же неэмпирических, т.е. Неустанавливаемых путем верификации или фальсификации, допущений ученые, работающие в различных парадигмальных областях, видят вещи по-разному и говорят на неодинаковых языках (теории несоизмеримы).
Переходим к критическому анализу философии науки Т. Куна. Парадигмы Куна отчасти похожи на НИП Лакатоса, те и другие
765
Проходят периоды нормального и кризисного (революционного, экстраординарного) существования. Важное отличие парадигмы от НИП состоит в том, что она содержит широкий спектр субъективных предпочтений, игровых моментов, всего того, что Кун называл «социологией» (не путать с социологией как наукой!). Для Лакатоса все содержимое НИП поддается рациональной дискуссии (эта позиция идет от Поппера). Парадигмы же в их куновской интерпретации выходят за пределы рационального анализа. На частые обвинения в иррационализме Кун реагировал крайне болезненно, справедливо полагая, что его оппоненты не могут толково объяснить существо выдвигаемых против него обвинений. Суть обсуждаемой ситуации нам видится в следующем.
Кун — довольно типичный прагматист (сам он никогда не определял сколько-нибудь точно свою философскую позицию). В качестве прагматиста он не избежал крайностей холизма. Выразилось это прежде всего в том, что Кун не членил науки на отдельные дисциплины и крайне небрежно обращался с термином «ценность», который он соотносил и с методологическими принципами, и с субъективными предположениями, и с устоявшимися нормами исследовательской деятельности. Если бы Кун исходил из деления науки на физику (предмет его рассмотрения), психологию, социологию и т.д., развел в различные стороны понятия физики и ценности гуманитарных наук, не отождествлял ценности с методологическими положениями, то перед ним открылась бы перспектива содержательного научного анализа, после чего, надо полагать, обвинения его в приверженности к иррационализму отпали бы. Но Кун этого не сделал, а потому его концепция парадигм далеко не безупречна.
На наш взгляд, основными достоинствами философии науки Куна являются: 1) антикумулятивная модель развития науки (имеется в виду, что этот процесс не сводится к непрерывному накоплению знания, а включает стадии научных революций); 2) подчеркивание особой роли образцов (парадигм) научной деятельности; 3) привлечение внимания к необходимости рассмотрения не только отдельных наук, но и того целого, которое они образуют.
Пол Фейерабенд: концепция пролиферации и несоизмеримости теорий. Фейерабенда чаще всего называют изобретателем концепции методологического анархизма. Но, как он сам отмечал, основным положением его «концепции является принцип пролиферации, который призывает создавать и разрабатывать теории, несовместимые с общепринятыми точками зрения, даже если последние явля-
166
Ются в высокой степени подтвержденными и общепринятыми» [180, с. 420]. Под пролиферацией понимается размножение теорий; чем их больше, тем лучше. Фейерабенд мечтал об океане теорий (альтернатив). Как сторонник идеи пролиферации он выступал за методологический плюрализм и против методологического монизма. К идее пролиферации ведет, например, такая аргументация. Факты теоретически относительны (вспомните принцип онтологической относительности Куайна), и вместе с тем предсказания теории никогда не соответствуют с абсолютной точностью экспериментальным данным. В этих условиях вполне уместно выдвижение теоретической альтернативы. Наличие двух и более теорий позволяет их сторонникам вести критическую дискуссию, что в конечном счете будет решающим образом содействовать успеху научного дела, в том числе и его экспериментальной составляющей. Одна теория — хорошо, две — лучше, десять — еще лучше и т.д. Ясно, что в свете принципа пролиферации куновская нормальная наука невозможна, ее наличие свидетельствовало бы о профессиональной тупости ученых.
В приведенном выше определении принципа пролиферации Фейерабенд называл теории несовместимыми. Он явно стремился обеспечить эффективность науки. Если теории были бы совместимыми, то они слились бы в одно целое, а это свидетельствовало бы о несостоявшейся пролиферации. Выходит, что теории должны быть своеобразными альтернативами. От идеи несовместимости теорий мысль Фейерабенда переходит в идею несоизмеримости теорий, отсутствия соответствия между ними. Согласно тезису Куна — Фейерабенда теории несоизмеримы, и прежде всего потому, что у них различные понятия. Даже если формулы двух теорий в символьной записи совпадают друг с другом, они тем не менее в понятийном отношении отличны. Кун приводил пример из физики, мы приведем из экономики. Известная формула количественной теории денег mv = pq может использоваться как неоклассиком, так и кейнсианцем, но при этом они не вкладывают в m, v, p, q один и тот же смысл.
Фейерабенд не мог всецело последовать за Куном, он был согласен с ним, что теории несоизмеримы. Но Кун признавал наличие образцовых теорий, а это уже было для Фейерабенда неприемлемым. Он стремился избежать всякого диктата одной теории над другой. Фейерабенд считал, что поскольку теории несоизмеримы, постольку каждая из них хороша по-своему. Несоизмеримые теории можно использовать для целей их «взаимной критики» [180, с. 433].
16_
После изложенного выше нетрудно понять истоки скандально известного лозунга Фейерабенда «anything goes» (варианты перевода: «все сгодится», «все дозволено», «делай что хочешь»). Существует лишь один абстрактный принцип, «который можно защищать при всех обстоятельствах и на всех этапах человеческого развития, — допустимо все» [179, с. 159].
В какой степени можно согласиться с принципом «все дозволено»? Два обстоятельства достаточно бесспорны: 1) каждый человек волен интерпретировать так, как ему заблагорассудится; 2) любые теории, в том числе мифы, религии, небеспочвенны и, как правило, уже в силу этого содержат тот или иной позитивный момент. Положения 1) и 2) совместимы с тезисом «все дозволено», но с ним не согласуется положение 3): теории соотносительны в рамках научно-теоретического строя. Асимметрия между сопоставимыми теориями опровергает и тезис о «взаимной критике», и тезис «допустимо все». «Взаимная критика» не получается, ибо интерпретация течет только в одну сторону, от развитой теории к менее развитой (T2 —→ T1); интерпретация T 1 → T2 бессодержательна. T2 —→ T1 опровергает также тезис о несоизмеримости теорий, которому Кун и Фейерабенд придали формальный характер постольку, поскольку они исключили из сферы соизмеримости теории с неодинаковым понятийным составом.
Тезис «все дозволено» уже по характеру своей формулировки нарушает каноны науки. Правомерен вопрос: все дозволено при каких условиях, когда? Все ли дозволено при, например, восхождении на гору (читай: в стремлении к высотам знания)? Остроумному читателю мы предлагаем объяснить парадоксальную однотипность двух выражений: «Я лгу» и «В теоретической области все дозволено».
Рассмотрим в заключение текста о Фейерабенде его знаменитую анафему разуму: «Так будь же он проклят!..» [179, с. 322]. Он считал, что освобождение науки от таких иррациональных моментов, как предрассудки, страсти, самонадеянность, приводит к абстрактным чудовищам типа Обязанности, Долга, Морали, Истины [179, с. 321—322]. Фейерабенд полагал, что его методологический анархизм противоречит всем формам государственного тоталитаризма. К сожалению, он не оказался в состоянии подкрепить свои эпа-тажные заявления актуальным анализом гуманитарных наук, в том числе научной этики.
Итак, основное достижение Фейерабенда — концепция пролиферации теорий. Актуально, что без пролиферации теорий научное
768
Творчество затухает. Разумеется, призыв к пролиферации теорий не должен возводиться в абсолют. Размножение «злокачественных» теорий неизбежно приводит в науке к «онкологическим заболеваниям».
Подведение итогов. Актуальные выводы по поводу динамики научного знания суть следующие:
Теорию всегда можно подправить (У. Куайн);
Теории частично тождественны
друг другу и частично нетож
дественны (К. Поппер);
Наука выступает
последовательностью научно-исследователь
ских программ (И. Лакатос);
Наука есть смена парадигм,
периоды нормальной науки сме
няются научными революциями (Т. Кун);
Эволюция науки реализуется в
пролиферации теорий (П. Фейер-
абенд).
Позитивные и негативные аспекты теорий ведущих представителей исторической школы отмечены в тексте параграфа. Там же было выяснено, что все они получают свою исчерпывающую информацию не иначе как на основании концепций научно-теоретического ряда и строя:
Развитие науки реализует
проблемный исторический ряд тео
рий (T1 → T2 →T3);
В концептуальном
осмыслении научно-теоретический ряд
трансформируется в научно-теоретический строй (T3 => T2 =>
25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 Наверх ↑