ТОЛКОВАНИЕ ДОГОВОРОВ, АУТЕНТИЧНОСТЬ ТЕКСТА КОТОРЫХ БЫЛА УСТАНОВЛЕНА НА ДВУХ ИЛИ НЕСКОЛЬКИХ ЯЗЫКАХ

1.       Если аутентичность текста договора была установлена на двух или
нескольких языках, его текст на каждом языке имеет одинаковую силу, если
договором не предусматривается или участники не условились, что в случае
расхождения между этими текстами преимущественную силу будет иметь какой-
либо один определенный текст.

Вариант договора на языке, ином, чем те, на которых была установлена аутентичность текста, считается аутентичным только в том случае, если это предусмотрено договором или если об этом условились участники договора.

Предполагается, что термины договора имеют одинаковое значение в каждом аутентичном тексте.

4.       За исключением того случая, когда в соответствии с пунктом 1
преимущественную силу имеет какой-либо один определенный текст, если сравнение
аутентичных текстов обнаруживает расхождение значений, которое не устраняется
применением статей 31 и 32, принимается то значение, которое, с учетом объекта и
целей договора, лучше всего согласовывает эти тексты.

1. Предусмотренные в предыдущих статьях принципы и приемы толкования распространяются на все международные договоры независимо от того, каких и скольких языках они были составлены и аутентифицированы. Однако большинство международных договоров составляется, принимается и атентифицируется на двух или нескольких языках.

Какого-либо одного общеобязательного языка международных договоров существует. Двусторонние договоры обычно составляются на языках обоих доваривающихся государств, а многосторонние — на наиболее распространенных языках мира: английском и/или (в зависимости от договоренности) французском, испанском, русском, а заключаемые в рамках ООН — еще на арабском и китайском языках. Эти шесть языков являются официальными языками ООН.

Многоязычные договоры обладают особенностями, обусловливающими и особый подход к их толкованию, при котором применяются специальные принципы и приемы. Они и зафиксированы в ст. 33 Конвенции.

Как известно, словесный язык является важнейшим элементом формы международного договора, посредством которого воля государств и других объектов получает явное выражение вовне. Именно в языке договора, его словесных формулировках в тексте выражаются реальность воли и согласование государственных воль в международном договоре. Отрывать, а тем нее противопоставлять договор как соглашение и договор как текст ошибочно. Международный договор — и в этом одно из его важных отличий от международного обычая — существует лишь как соглашение, воплощенное в тексте. Момент согласования воль здесь четко фиксируется словесно. Сам текст международного договора, воплощающий соглашение субъектов международного права, — главный непосредственный итог успешно завершившихся переговоров. В этом смысле можно сказать, что международный договор есть словесное соглашение сторон. С юридической точки зрения существует независимо от числа и видов языков, на которых составлен договор, лишь один международный договор как единый комплекс положений, единое целое, хотя он может иметь два или несколько языковых варианта. Однако если эти варианты установлены как аутентичные, то они обладают равной юридической силой, даже не имея абсолютной и полной языковой адекватности.

Языкознание подтверждает принципиальную возможность получения адекватных по смыслу текстов международных договоров, составленных на двух и более языках. При этом нужно различать юридическую равнозначность (аутентичность) текстов многоязычного договора и его языковую равнозначность. Каждый язык имеет свои особенности, свой словарный фонд, грамматические и другие законы. Но эти различия не являются препятствием для принципиальной возможности составления адекватных текстов договоров на разных языках. Адекватность предполагает закрепление одинакового правового смысла в текстах на разных языках, хотя этот смысл и передается способами, присущими каждому из данных языков. Устанавливая юридическую аутентичность, т.е. равную юридическую силу текстов международного договора на разных языках, государства закрепляют и языковую адекватность¹³⁹1. Последствием этого является презумпция одинакового значения договорных текстов на разных языках. Она обеспечивает стабильность международного договора и единообразное понимание всех его текстов. И хотя в языковом отношении могут быть иногда расхождения, употребление различных слов в текстах на разных языках, т.е. абсолютного терминологического совпадения может и не быть, все же юридической и языковой адекватности таких текстов в подавляющем большинстве случаев достичь можно.

Как отмечает В.И. Евинтов, "для обеспечения правовой аутентичности текстов на разных языках, составляющих единый текст договора, необходимо стремиться находить необязательно однозначные термины, но семантико-правовые эквиваленты (курсив мой. —А.Т.) на разных языках, соответствующие друг другу в рамках данного договора"¹⁴⁰2. В качестве примера он приводит употребляемое в ст. 51 Устава ООН выражение "неотъемлемое право... на самооборону", которое на английском языке звучит как "внутренне свойственное" ("inherent right"), а во французском как "естественное право законной обороны" ("droit naturel de legitime defence"). Несмотря на такие языковые различия, эти термины выражают одно и то же международно-правовое понятие, которое на русском языке известно как "неотъемлемое право на самооборону", и эти различия в данном случае не могут быть причиной разногласий при толковании Устава ООН.

Другой пример в том же Уставе — употребление в ст. 4 русского текста термина "постановление", а в других статьях термина "решение" как равнозначных. Можно было бы привести и еще примеры международных договоров, когда отсутствуют буквальные совпадения текстов, составленных на разных языках¹⁴¹. Однако было бы неправильным считать, что достижение буквального совпадения разноязычных текстов всегда гарантирует от смысловых несоответствий и разногласий по поводу толкования международного Договора. По различным причинам как языкового, так и юридического характера термины, выраженные похожими словами на разных языках, могут пониматься по-разному, хотя внешне будут как бы эквивалентными, например понятие "публичный порядок" во французском ("ordre public") и в английском ("public order") языках и системах права.

Встречающиеся языковые и смысловые несоответствия текстов международных договоров, составленных на разных языках, привели некоторых ученых к противопоставлению международного договора как соглашения воль его субъектов и международного договора как документа, в котором это соглашение изложено в виде текста. Они утверждают, что написанный текст — еще не все, что за ним существует некий идеальный, нематериальный текст, который господствует над написанным и дополняет его. Такие попытки, противопоставляющие или умаляющие значение текста международного договора, со стороны юристов делались и в Комиссии международного права¹⁴², и на Венской конференции ООН по праву международных договоров. На Конференции известный американский юрист МакДугал, автор ряда работ о толковании международных договоров¹⁴³2, в поправке США¹⁴⁴ предложил исключить деление средств толкования на основные, к которым по проекту Комиссии был отнесен текст договора, и дополнительные и объединить их в одной статье. В поправке США текст международного договора рассматривался лишь в качестве одного из многих средств толкования наравне с такими, как подготовительные материалы и обстоятельства заключения договора. Это открывало широкие возможности для произвольного толкования договора, оправдания нарушений международной законности и служило как бы подтверждением теорий о двусмысленности норм международного права.

Все рассуждения, противопоставляющие содержание, сущность договора и его форму (текст, язык и т.п.), антинаучны, не говоря уже о том, что ведут к оправданию произвольного отказа от международных договоров. Они построены на необоснованном отрыве и противопоставлении буквы договора, его словесных формулировок и его духа, т.е. действительной воли государств, что в корне неверно. Реальность воли и согласования государственных воль в международном договоре проявляются именно в его тексте, языке. Между волей и языком в договоре существуют неразрывная связь и единство. Конечно, могут быть и бывают случаи, когда формулировки международного договора недостаточно ясны для установления истинной воли договаривающихся по всем вопросам.

Однако на основании таких отдельных фактов нельзя сделать вывод о двусмысленности каждого положения, каждой нормы во всяком международном договоре. Наоборот, эти факты показывают, что подобные неясности создаются в определенных целях, и они по возможности должны устраняться, когда воля договаривающихся сторон облекается в материальную, словесную оболочку, т.е. при составлении текста международного договора. Следует исходить из того, что существуют объективные критерии правильного толкования норм международного права, игнорирование которых ведет к искажению истинной воли государства, выраженной в международном договоре. Выяснить эти критерии — важная задача, которую успешно решает наука международного права в специальных исследованиях, упоминавшихся выше.

2. Важнейшим принципом толкования многоязычных договоров является принцип полного равенства языков аутентичных текстов договора. Этот принцип закреплен в п. 1, причем здесь говорится о языках, на которых текст договора "был установлен как аутентичный", а не только составлен или принят. Дело в том, что международный договор может быть составлен на одном языке, а принят на другом или других языках, но лишь тот текст, который был аутентифицирован, приобретает равную юридическую силу с другими языковыми вариантами, для чего он проходит отдельную процедуру в процессе заключения международного договора (см. комментарий к ст. 10). Например, Чикагская конвенция о международной гражданской авиации 1944 года была принята и подписана сперва только на английском языке. Испанский и французский тексты, признанные аутентичными с самого начала, были, однако, составлены значительно позже, через 20 лет, и приняты специальной дипломатической конференцией в 1968 году. Русский текст был разработан после присоединения СССР в 1970 году к Чикагской конвенции и принят в качестве аутентичного на конференции в Монреале 1977 года¹⁴⁵1.

Обычно в международных договорах в заключительных статьях указывается, какие языковые тексты являются аутентичными. Например, в Конвенции ООН по морскому праву 1982 года (ст. 320) равно аутентичными признаны тексты на шести языках: английском, арабском, испанском, китайском, русском и французском. Все они имеют равную обязывающую юридическую силу, и ссылаться при толковании Конвенции можно на любой из этих текстов.

Если в международном договоре, составленном на разных языках, не указано, какой текст является аутентичным, то предполагается, что все тексты при толковании имеют равную силу¹⁴⁶2, а в случае спора аутентичность каждого языкового варианта подлежит согласованию между участниками договора. Иногда в международном договоре указывается, что в случае возникновения разногласий в понимании многоязычного договора преимущественную силу будет иметь какой-либо один определенный языковой текст. Так, в 1957 году Эфиопия и Япония заключили договор о дружбе¹⁴⁷3, который был составлен на амхарском, японском и французском языках. Однако в случае разногласий при их толковании только французский текст был объявлен аутентичным.

Ясно, что для одноязычного договора подобной проблемы не возникает, поскольку текст такого договора аутентичен сам по себе. На одном языке составляются двусторонние договоры, если обе стороны используют один и тот же язык (английский — в договорах между США и Англией, испанский — в договорах между латиноамериканскими странами, кроме Бразилии, немецкий — в договорах между ФРГ и Австрией)¹⁴⁸4. Но и многосторонние договоры могут составляться на одном языке. Например, Устав Совета Экономической Взаимопомощи и многосторонние договоры, заключавшиеся в его рамках, составлялись в одном экземпляре на русском языке. Только русский текст их был аутентичным. Страны—члены СЭВ делали официальные переводы этих договоров на свои государственные языки — болгарский, венгерский, немецкий и др.

Официальным переводом является перевод текста международного договора, сделанный государством-участником в одностороннем порядке и помещенный в официальном издании этого государства. Официальный перевод может делаться также органом международной организации.

Этот текст, однако, не имеет международно-правовой силы. В то же время, будучи опубликован в официальном издании государства, официальный перевод не требует со стороны органов данного государства какой-либо проверки и является для них обязательным. В соответствии с Законом о порядке заключения, исполнения и денонсации международных договоров ХСР 1978 года международные договоры СССР, аутентичные тексты которых были составлены на иностранных языках, публиковались на одном из них языков с официальным переводом на русский язык (ст. 25). Таков, например, текст официального русского перевода римской Конвенции 1952 ода об ущербе, причиненном иностранными воздушными судами третьим лицам на поверхности, опубликованный в Ведомостях Верховного Совета СССР вместе с английским аутентичным текстом¹⁴⁹*. Эта практика должна быть охранена, хотя в новом Законе о международных договорах Российской Федерации 1995 года такой статьи нет.

Иногда в договорной практике (и в доктрине) встречается выражение официальный текст" международного договора. Например, мирные договоры 1947 года все тексты, кроме английского, русского и французского, относят к официальным текстам. В отличие от официального перевода официальным текстом считается текст, который принят и подписан договаривающимися государствами в качестве обязательного, но не объявлен ими аутентичным. И переводные, и официальные тексты играют вспомогательную роль при исполнении международных договоров внутренними органами государств-участников. Преимущественная сила остается за аутентичными текстами¹⁵⁰2. Всякие расхождения между текстами различной юридической силы (официальные тексты, переводы, аутентичные) должны решаться в пользу аутентичных текстов. Западногерманский юрист М. Хильф, который подробно исследовал этот вопрос, пишет, что если договор не был заключен на немецком языке, а его текст в официальном издании ФРГ "Bundesgesetzblatt" на немецком языке обозначен как перевод, то ФРГ этим немецким текстом не связана¹⁵¹. На основании практики законодательства и споров, заключает Хильф, перевод южно рассматривать лишь как вспомогательное научное средство, даваемое законодателем судам и подчиненное праву для лучшего понимания иноязычных текстов, или как текст, который должен применяться "исключительно внутри государства". Судебная практика ФРГ в этом отношении очень противоречива¹⁵²4.

Некоторыми юристами предлагается правило "оригинального текста", или "первой версии": текст, на котором первоначально составлялся проект договора (т.е. рабочий текст), имеет при толковании преимущественную силу. А. Фердросс писал в связи с этим: "Если между различными текстами возникает противоречие, следует обратиться к оригиналу"¹⁵³. Французский юрист Ж. Арди утверждал, что равная сила аутентичных текстов — не священный принцип.

В своем обосновании такой позиции эти юристы и их сторонники исходят из того, что текст международного договора почти никогда не составляется сразу на нескольких языках: вначале он составляется на одном языке, который и является оригинальным и главным, а с него затем делаются переводы на другие языки. Несостоятельность приведенной позиции была показана в работах наших ученых¹⁵⁴. Подобные теории направлены на принижение роли новых языков, которые теперь стали международными (русского, арабского), и на умаление русского и других аутентичных текстов важнейших международных договоров современности, в том числе Устава ООН¹⁵⁵. Так, в Международном Суде были попытки толковать Устав ООН только на основе английского и французского текстов¹⁵⁶3.

Аутентичные тексты юридически не являются переводами с какого-либо оригинального текста. Вот почему "оригинальный текст" не может иметь какой-либо преимущественной силы при толковании международного договора, хотя это иногда бывает выгодно той или иной стороне. Например, Израиль, ссылаясь только на английский текст резолюции Совета Безопасности ООН № 242, пытался в свое время доказать, что резолюция не требует вывода войск агрессора со всех оккупированных им территорий, ибо в английском тексте перед словом "территория" нет определенного артикля, хотя таковой во французском и испанском имеется. Предпочтение, произвольно отдаваемое "оригинальному тексту", не соответствует принципам современного международного права. На этой позиции стоят многие юристы разных стран¹⁵⁷.

Все аутентичные тексты юридически равны — этот принцип остается незыблемым при толковании многоязычных договоров. В то же время он не является ни абсолютным, ни императивным, что было показано выше. Вот почему пп. 1 и 2 предусматривают: тексты договора на разных языках имеют одинаковую юридическую силу, если договором не предусматривается или участники не условились, что в случае расхождения между этими текстами преимущественную силу будет иметь какой-либо один определенный текст, а вариант договора на языке, ином, чем те, на которых была установлена аутентичность, считается аутентичным только в том случае, если это предусмотрено договором или об этом условились его участники.

Пункт 3 направлен на то, чтобы в условиях различной языковой среды предотвратить возможность разного истолкования одних и тех же терминов. Поэтому здесь сформулирована презумпция одинакового значения терминов договора в каждом аутентичном тексте, несмотря на то, что словесного совпадения может не быть.

В п. 4 зафиксирован еще один, наряду с равенством аутентичных языковых вариантов, специальный принцип толкования многоязычных до говоров — принцип установления единого смысла всех текстов договора. Этот пункт применяется тогда, когда в соответствии с п. 1 какой-либо языковой вариант не имеет преимущественной силы и когда правила, изложенные в ст.ст. 31—32, не в состоянии устранить расхождения в аутентичных языковых вариантах текста договора. Тогда должно быть принято то значение, которое лучше всего согласовывает эти варианты, причем, как было решено на Венской конференции и решение включено по предложению США в п. 4, это должно делаться "с учетом объекта и целей договора"¹⁵⁸. В данном случае можно пользоваться любым аутентичным текстом для установления единого смысла договора.

Хотя текст международного договора имеет часто два или более языковых варианта, содержание и смысл договора едины, и задача толкования заключается в том, чтобы уяснить этот единый смысл международного договора. Можно считать, что в международном праве существует презумпция единого смысла текстов международного договора, составленного на разных языках.

Презумпция единого смысла всех языковых текстов международного договора, как отмечал В.И. Евинтов, имеет важное значение для обеспечения стабильности и добросовестности толкования¹⁵⁹2. Она затрудняет попытки недобросовестного толкования путем использования только одного языкового текста международного договора.

Международная практика подтверждает существование этой презумпции. Международные суды и арбитражи рассматривают, как правило, все языковые варианты договорных текстов и устанавливают единый смысл международного договора¹⁶⁰.

В связи с этим можно упомянуть термин "постановление" в п. 2 ст. 4 русского текста Устава ООН. Сравнение его с английским, французским и испанским текстами, где в данной статье употреблен термин "решение", и с другими статьями Устава ООН (в том числе русского текста), где употреблен тот же термин, показывает, что термины "постановление" и "решение", которые использованы в русском тексте Устава ООН, являются тождественными.

Точно так же сравнение русского, английского, французского и испанского текстов Устава ООН показывает их тождественность в формулировании принципа единогласия постоянных членов Совета Безопасности, несмотря на то, что в английском тексте Устава (в ст. 27, п. 3) отсутствует слово "всех" в отличие от русского, французского и испанского текстов, где такое слово имеется.

5. В связи с проблемой установления единого смысла всех языковых текстов в теории и практике применения международных договоров иногда ставится вопрос о возможности расширительного и ограничительного толкования. Такой подход ведет к отрыву содержания договора от его словесного текста, "духа" договора от его "буквы", когда текст договора может стать шире или уже его реального смысла, и, чтобы устранить это противоречие, необходимо прибегнуть к расширительному или ограничительному толкованию.

Но "дух" и "букву" международного договора нельзя противопоставлять. Как уже было сказано, международный договор есть единство формы и содержания, есть согласование воль, воплощенное в тексте. Поэтому приемы ограничительного или расширительного толкования международных договоров недопустимы. Не случайно Венская конвенция о них ничего не говорит.

Утверждения о возможности расширительного толкования по существу означают признание применения международных договоров по аналогии. Но это противоречит сущности международного права как системы норм, являющихся результатом соглашений суверенных государств. И международный договор в качестве одной из форм этих соглашений может применяться лишь к тем отношениям, которые были предусмотрены сторонами при его заключении. Допустить аналогию и расширительное толкование означало бы распространить действие международного договора на отношения, которые не имелись в виду его участниками, когда они заключали договор. Международный договор не может действовать за пределами своего конкретного объекта¹⁶¹1. И толковаться он может только в соответствии со своими объектом и целью и в их пределах. Некоторые ученые, отрицая расширительное толкование международных договоров, признают возможность применения ограничительного толкования¹⁶²2. Однако оно тоже недопустимо. Ограничительное толкование противоречит презумпции единого смысла всех языковых текстов международного договора, создается презумпция, согласно которой стороны, заключая договор, выражают разные намерения в разных языковых текстах, что противоречит самой сущности международного договора как соглашения и открывает возможность для произвольного его толкования. В частности, ограничительное толкование позволяет принимать лишь те положения договора, которые содержатся в тексте с наименьшим объемом обязательств. Так, Германия, используя это толкование, требовала сокращения своих обязательств по репарациям в соответствии со ст. 260 Версальского мирного договора. Данные требования были обоснованно отклонены арбитражным судом, который рассматривал спор¹⁶³.