ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ СРЕДСТВА ТОЛКОВАНИЯ

Возможно обращение к дополнительным средствам толкования, в том числе к

подготовительным материалам и к обстоятельствам заключения договора, чтобы

подтвердить значение, вытекающее из применения статьи 31, или определить

значение, когда толкование в соответствии со статьей 31:

оставляет значение двусмысленным или неясным; или

приводит к результатам, которые являются явно абсурдными или неразумными. 1. Применение международных договоров неразрывно связано с их токованием. В

то же время эти два процесса должны быть разделены, поскольку, как справедливо заметил еще венгерский профессор Д. Харасти, толкование имеет своей целью разъяснение смысла текста договора, тогда как применение предполагает установление последствий, вытекающих для сторон, и, в исключительных случаях, также для третьих государств в конкретной ситуации"¹²³1.

Толкованию международных договоров посвящено много работ как у нас, так и за рубежом. Можно назвать в первую очередь труды И.С. Перетерского, Д. Харасти, М. Ясина, С. Наглика, И. Войку, В.И. Евинтова, Э. Глазера, Мак Дугала¹²⁴2.

В науке международного права можно выделить разные направления в ыяснении природы и целей толкования международных договоров.

Одни юристы считают, что целью толкования является выяснение намерений сторон при заключении договора. Поскольку эти намерения не всегда полностью выражены в договорном тексте, то сторонники данного направления (их иногда именуют субъективистами) большое значение при толковании придают, кроме текста, различным вспомогательным материалам, в частности материалам конференций, на которых был разработан и принят данный международный договор. Порой сторонники такого подхода утверждают, что эти материалы, а не текст договора, должны быть прежде всего приняты во внимание при выяснении воли государств.

Другие теоретики, так называемые текстуалисты, видят главную цель толкования международных договоров в выяснении смысла самого текста договора путем его анализа, поскольку как раз в нем выражены согласованные намерения сторон. Они считают, что намерения имеют большое значение, но лишь те, которые зафиксированы в договорном тексте. Только они юридически значимы и могут быть поэтому предметом и целью толкования. Намерения, оставшиеся за пределами договорного текста, никакого юридического значения не имеют, а потому подвергаться толкованию не должны. Наконец, третьи авторы главную цель толкования видят в уяснении объекта и целей международного договора. Есть среди этих авторов и такие, как, например, американец Мак Дугал, которые считают, что путем толкования можно изменить содержание договора для его приспособления к изменившимся обстоятельствам. По существу, сторонники этой крайней точки зрения (так называемые функционалисты) отрицают первостепенное значение текстов договоров при толковании.

Несмотря на различия рассмотренных направлений, общим для них является то, что каждое из данных направлений придает первостепенное значение какой-либо одной задаче толкования и недооценивает другие. Это наложило отпечаток и на работу Венской конференции по праву договоров, когда она рассматривала соответствующие статьи Конвенции. В основном на Конференции столкнулись два подхода: намерения сторон и текстуальный. Функциональный подход отстаивала только делегация США в своей поправке, но она была отклонена подавляющим большинством государств¹²⁵1. В результате в Венской конвенции (ст.ст. 31—32) признано, что текст международного договора должен считаться аутентичным выражением намерений сторон, т.е. задачей толкования является выяснение содержания согласованной воли сторон, как она выражена в договорном тексте. Таким образом, Венская конвенция отдала предпочтение договорному тексту как материальному выражению воли договаривающихся государств, но в то же время установила, что термины договора должны толковаться "в свете объекта и целей договора" (ст. 31) и что для выяснения намерений сторон возможно обращение к дополнительным средствам толкования, в том числе к подготовительным материалам и обстоятельствам заключения договора (ст. 32).

Проблема толкования международно-правовых норм вообще и норм, содержащихся в международных договорах в частности, сложна¹²⁶. Этот вопрос особенно сложен потому, что он связан непосредственно с законами развития различных языков и мышления.

Некоторые юристы (Г. Кельзен, Альварес, М. Хильф, Г. Шварценбергер и др.) говорят об условности, несовершенстве, двусмысленности языка. Так, немецкий юрист М. Хильф утверждает, что неизбежно расхождение текстов договоров, составленных на разных языках, и происходит это, по его мнению, потому, что язык человека не в состоянии полностью выразить его мысли или отразить действительность. Хильф полагает, что поскольку каждый язык обслуживает свою правовую систему, непохожую на другие, он не может обслуживать правовые системы других государств¹²⁷3. В свое время отмечалась ненаучность такого подхода и подчеркивалась первостепенная роль языка в проявлении и согласовании воль государств в международном договоре¹²⁸4. Впоследствии эта идея нашла свое развитие и детальную научную разработку в монографии В.И. Евинтова, посвященной многоязычным договорам¹²⁹5. Опираясь на достижения современного языкознания, автор доказывает, что в международном праве, и в частности при составлении аутентичных текстов договора на разных языках, в принципе, существует возможность получить адекватные по смыслу тексты. Такой подход признан и в Венской конвенции (см. комментарий к ст. 33).

Поскольку толкование положений международного договора представляет собой один из случаев толкования юридической нормы, то к нему должны быть применены все приемы толкования, известные в теории права и внутригосударственной практике, за исключением тех, которые противоречат самому существу международного права, основанного на добровольном соглашении суверенных субъектов. К этим приемам, или способам, относятся: грамматическое (словесное), логическое, историческое, систематическое и узуальное (т.е. обычное, практическое) толкование. Кроме того, в системе толкования международных договоров существуют принципы толкования — общие правила, которые должны соблюдаться как обязательные нормы при толковании международных договоров. Некоторые из них закреплены в ст.ст. 31-32 Венской конвенции, другие носят обычно-правовой характер. Специальные правила сформулированы для толкования договоров, аутентичность которых установлена на двух или нескольких языках (ст. 33).

2. Венская конвенция восприняла концепцию, согласно которой подлинные намерения сторон выражаются прежде всего в тексте международного договора, и их выявление — главная задача толкования. Постоянная Палата международного правосудия и Международный Суд не раз подчеркивали, что задача толкования заключается не в пересмотре договоров и не в выявлении того, что в них не содержится ни явно, ни скрыто¹³⁰1. В соответствии с этим п. 1 ст. 31 содержит три принципа толкования: добросовестность, принятие обычного значения терминов и учет объекта и цели договора.

Добросовестность толкования — это честность, отсутствие желания обмануть контрагента, стремление установить истинный смысл международного договора, закрепленный в его тексте. Последнее прямо вытекает из принципа pacta sunt servanda, так как добросовестное выполнение международного договора возможно только, если оно осуществляется согласно его истинному смыслу (см. комментарий к ст. 26).

Второй принцип отражает самую суть текстуального подхода: слова должны пониматься в обычном значении, но в их контексте. А третий принцип сочетает одновременно первый и второй, т.е. обычное значение термина определяется не абстрактно, а в контексте и с учетом объекта и цели договора. Это не раз отмечалось в решениях международных судов.

В п. 2 ст. 31 определяется понятие "контекст" международного договора. Как видно, в это понятие включаются прежде всего все части договора, в том числе преамбула и в соответствующих случаях приложения. О преамбуле и ее роли было сказано в комментарии к преамбуле Венской конвенции. В отношении приложений в международном праве есть общепризнанная точка зрения, согласно которой в отличие от преамбулы, основных и заключительных статей приложение составляет часть международного договора только в том случае, если об этом прямо указывается в договоре или в приложении. Что касается других документов, связанных с договором, то они предусмотрены в п. 2 "а" и "b": это соглашения, а также односторонние документы, относящиеся к договору или составленные в связи с ним. Такие документы могут считаться входящими в контекст договора, если их связь с ним была признана другими его участниками: решение вопроса в конечном счете зависит от намерения сторон, он должен решаться в каждом конкретном случае. Однако эти виды документов должны рассматриваться не как простые доказательства и дополнительные средства, к которым можно прибегать для устранения двусмысленности или неясности (для этого есть ст. 32), а как часть контекста, предназначенная для установления обычного значения, придаваемого терминам договора. По этому поводу Постоянная Палата международного правосудия в одном из своих консультативных заключений отмечала: "При рассмотрении Судом вопроса о языке договора очевидно, что договор должен читаться в целом и что его смысл не следует определять на основании нескольких фраз, которые, будучи вырваны из контекста, могут быть истолкованы по-разному"¹³¹1.

Пункт 3 ст. 31 устанавливает, что еще, кроме контекста, должно учитываться при толковании международного договора. В п. 3 "а" указывается, что это прежде всего последующее соглашение между участниками договора относительно его толкования или применения. По существу, здесь речь идет об аутентичном толковании. В том случае, когда такое толкование относительно термина достигнуто в момент заключения, оно должно рассматриваться в качестве составной части договора. На это указывалось еще в решениях Международного Суда ООН¹³².

В п. 3 "b" говорится о последующей практике применения договора. Однако здесь имеется в виду не всякая практика, а та, которая "устанавливает соглашение участников относительно его толкования". Односторонняя практика, тем более противоправная, применения международного договора не может служить основанием для его правильного истолкования. Ценность последующей практики зависит от того, насколько она показывает наличие общего согласия сторон относительно понимания договора. В этом случае она может рассматриваться как форма аутентичного толкования наряду с явно выраженными соглашениями, упомянутыми в подл, "а" этого пункта. Отсутствие слова "всех" не должно что-либо менять: оно было опущено для того, чтобы избежать возможного неправильного представления о том, что в практике должен участвовать каждый участник договора, в то время как достаточно, чтобы он явно или молчаливо признал практику.

В п. 3 "с" в качестве третьего элемента, который следует учитывать, кроме контекста, при толковании международного договора, называются соответствующие нормы международного права, применяемые его участниками. Имеются в виду действующие нормы и прежде всего основные принципы и нормы современного международного права, включая нормы jus cogens. Толкование международного договора должно осуществляться в соответствии с основными принципами международного права. Оно не должно вести к результатам, противоречащим этим принципам, нарушать суверенитет государств, их основные права и права человека. Это один из важнейших принципов толкования международных договоров. Толкование в нарушение основных принципов международного права недействительно.

5.       Пункт 4 ст. 31 подтверждает общее правило, что слова должны пониматься в
общепринятом значении, а специальное значение придается термину в том случае, если
установлено, что участники имели в виду такое значение. Бремя доказательства в споре
лежит на той стороне, которая утверждает, что данный термин должен употребляться в
специальном значении. В деле о правовом статусе Гренландии Постоянная Палата
международного правосудия заявила: "Географическое значение слова "Гренландия", т.е.
названия, которое обычно употребляется на картах для обозначения всего острова,
должно рассматриваться как обычное значение слова. Если одна из сторон полагает, что
этому слову следует придавать необычное или исключительное значение, то эта сторона
должна обосновать свое утверждение"¹³³.

6.       Кроме главных средств толкования, предусмотренных в ст. 31, Венская
конвенция допускает возможность обращения к дополнительным средствам толкования
международных договоров. Они указываются в ст. 32, тесно связанной с предыдущей
статьей, и применяются в случаях, когда толкование на основе статьи 31 оставляет
значение контекста договора двусмысленным или неясным или приводит к явно
абсурдным или неразумным результатам. К таким дополнительным средствам относятся
прежде всего подготовительные материалы к заключению международного договора и
обстоятельства его заключения. Речь, по существу, идет об историческом толковании,
когда уяснение смысла международного договора достигается путем изучения
исторической обстановки и взаимоотношений сторон во время его заключения, тех целей,
которые они совместно преследовали, заключая договор.

Здесь важное значение имеет рассмотрение подготовительных материалов международного договора, документов международных конференций, на которых он разрабатывался и принимался.

Так, изучая материалы Сан-Францискской конференции 1945 года, можно более точно уяснить положения Устава ООН (в частности, о праве выхода из ООН, о юридической природе резолюций Генеральной Ассамблеи, о понятии термина "сила", например, сделать вывод, что в Уставе ООН под силой в п. 4 ст. 2 понимается не только военная сила, но и любые формы насилия, в том числе экономическое и политическое принуждение)¹³⁴.

Однако роль подготовительных материалов при толковании нельзя переоценивать. Венская конвенция не случайно отнесла их к дополнительным средствам толкования. Как подчеркивал венгерский профессор Д. Харасти, детально исследовавший этот вопрос, подготовительные материалы при историческом толковании нельзя понимать слишком широко. Он подчеркивал, что данное понятие "охватывает только те материалы, которые так или иначе могут пролить свет на совместное намерение сторон, т.е. материалы, которые своим происхождением обязаны совместной деятельности сторон или, по крайней мере, их соглашению"¹³⁵.

Таким образом, те материалы международных конференций, которые не выражают совместной воли сторон, а являются сугубо односторонними действиями государств (различные поправки делегаций, которые не были приняты конференцией, заявления к отдельным статьям разрабатываемого договора и т.п.), представляют только исторический интерес и не должны приниматься во внимание при толковании международного договора. Но некоторые юристы считают, что все же эти материалы могут доказать, как не надо понимать договор, когда, например, государство взяло свое предложение обратно, а затем толкует договор в том смысле, как если бы его предложение было принято. Это будет несовместимо с принципом добросовестности при толковании международных договоров¹³⁶4.

Полезность исторического толкования, в частности использования подготовительных трудов, признается многими международниками и применяется в практике международных судов. Постоянная Палата международного правосудия прибегала к рассмотрению подготовительных трудов, правда, с рядом ограничений, в том смысле, что к ним следует обращаться только в том случае, если текст международного договора, подлежащий толкованию, является недостаточно ясным. В противном случае к ним обращаться не следует. Международный Суд ООН придерживается такой же позиции.

При рассмотрении Международным Судом вопроса о порядке приема новых членов в ООН большинство судей пришли к выводу, что текст ст. 4 Устава ООН является достаточно ясным, и не стали обращаться к подготовительным работам на конференции в Сан-Франциско. Однако судья проф. СБ. Крылов не согласился с такой позицией и в своем особом мнении раскрыл все значение подготовительных трудов для правильного толкования положений ст. 4 Устава ООН о критериях, которым должно отвечать государство при принятии его в члены ООН. Этот судья, обратившись к работам Первого комитета Второй комиссии конференции в Сан-Франциско, показал, что ст. 4 Устава ООН содержит лишь основные требования к государству — члену ООН. Но высказываясь за прием государства в члены ООН, Совет Безопасности и Генеральная Ассамблея могут руководствоваться, как говорится в решениях Комитета, соображениями "всякого порядка", т.е. не только юридическими, но и политическими. Таким образом, перечисление критериев в п. 1 ст. 4 Устава ООН не является исчерпывающим, при приеме в члены ООН должны учитываться и политические соображения¹³⁷.

7. В практике международных судов возникал вопрос, следует ли принимать во внимание при толковании договора подготовительные труды конференций, в которых заинтересованное в деле государство не участвовало. Есть решение Постоянной Палаты международного правосудия, когда она исключила такие подготовительные материалы из дела. Однако Комиссия Международного права ООН не считала такой подход общепризнанным, резонно отметив, что присоединяющееся к договору государство имеет полное право знакомиться с такими подготовительными материалами, тем более что большое число важных многосторонних договоров открыто для присоединения всех государств. Это относится как к опубликованным, так и к неопубликованным материалам конференций. Что касается двусторонних договоров и ограниченных многосторонних договоров, то материалы переговоров обычно доступны всем сторонам и вопрос о возможности их применения в целях толкования сложности не представляет¹³⁸2.

Таким образом, Венская конвенция, не устанавливая в ст.ст. 31—32 жесткой иерархии при выборе средств толкования, отдает явное предпочтение контексту международного договора в широком понимании термина "контекст", как было показано выше.

Cтатья 33