Глава 12

«ЭФФЕКТ СТЕРЕОТИПИЗАЦИИ» И СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ В ОБЩЕСТВЕ

Итак, «эффект стереотипизации», как мы выяснили, заключается в том, что любой тип общества (будь то общество демократическое или тоталитарное) распо­лагает собственным набором экономических, социаль­ных и политических средств, критериев и подходов к формированию той или иной совокупности социально- экономических стереотипов, способствующих стабиль­ности и процветанию данного общества. Качество этих стереотипов, степень их подконтрольности, совмести­мость с инновационной деятельностью, гармоничность и гибкость становятся инструментом адаптации соци­альных субъектов в обществе и способом их социаль­ной мобильности.

Основой формирования социально-экономических стереотипов в советской экономике явилось централи­зованное экономическое планирование, связанное с вполне понятным стремлением решать проблемы на­циональной экономики по возможности рационально, предвидеть последствия тех или иных действий. Но бе­да в том, что оно превратилось в свою противополож­ность, в централизованное управление всей экономи­ческой деятельностью, осуществляемой по такому еди­ному плану, где однозначно расписано, как будут «сознательно» использоваться общественные ресурсы «вплоть до последнего гвоздя», с тем чтобы определен­ные цели достигались определенным образом

В данном случае централизованное планирование создает один тип социально-экономических стереоти­пов, а ограничение государственного вмешательства и максимальное использование конкуренции для коор­динации деятельности — совершенно другой тип. Цен­трализованное планирование, руководство всем и вся из единого центра в принципе возможно и оправдано в экстремальных ситуациях (война, экологическое бедст- виє и др.), когда необходимы коллективные усилия всего общества. Но если оно постоянно, то тип обще­ства становится авторитарным и возникает конфликт между индивидуальной свободой и коллективизмом и одновременно — внутренний конфликт в функциони­ровании социально экономических стереотипов обще­ственного мнения.

Теория и тактике социализма, даже если они не за­ражены марксистской доіматикой, исходят із идеи де­ления общества на два класса, интересы которых лежат в одной области, но являются антагонистическими, — класса капиталистов и класса промышленных рабочих. Социализм всегда рассчитывал на быстрое исчезнове­ние старого среднего класса и совершенно проглядел возникновение нового среднего класса — бесчисленной армии конторских служащих и машинисток, админист­раторов и клерков, торговцев и мелких чиновников, а также представителей низших разрядов различных профессий. В течение определенного времени этот класс поставлял лидеров для рабочего движения. Этот новый средний класс можно назвать классом конфор­мистов, приспособившихся к новым условиям и не имеющим за душой каких-либо базовых ценностей и норм.

В числе необходимых факторов, создающих эффект стереотипизации, часто и с большим основанием назы­вают фактор экономической защищенности. В опреде­ленном смысле это верно. Независимый ум или силь­ный характер редко встречаются у людей, не уверен­ных, что" они смогут сами себя прокормить. Подходя к этой проблеме, следует с самого начала различать два рода защищенности: относительную, которая достижи­ма для всех и потому является не привилегией, а за­конным требованием каждого члена общества, и абсо­лютную, которая в свободном обществе не может быть предоставлена всем и выступает в качестве привилегии.

Таким образом, речь идет, во-первых, о гарантиро­ванном минимуме для всех и, во-вторых, о защищен­ности, определяемой неким стандартом, уровнем жиз­ни, о гарантированном благополучии какого-то лица или категории лиц. Иными словами, есть всеобщий минимальный уровень дохода и есть уровень дохода, который считается «заслуженным» или «положенным» для определенного человека или группы. Защищен­ность первого рода (относительная) может быть обес­печена всем, будучи естественным дополнением ры­ночной системы, в то время как защищенность второго рода (абсолютная), дающая гарантию лишь некоторым, может существовать только в условиях контроля над рынком или его ликвидации. Понимание, что тебе га­рантирован лишь минимум, а максимум принадлежит представителям властных структур, формирует кон­формистский стереотип и значительно снижает личную заинтересованность в результатах своего труда.

В рамках рыночной экономики защищенность от­дельных групп может быть обеспечена только с помо­щью особых методов планирования, известных под на­званием рестрикций. Именно к этим методам сводится планирование, осуществляемое в переходный период. Чтобы гарантировать в условиях рынка определенный уровень дохода производителям какого-то товара, ну­жен «контроль», т. е. ограничение производства, позво­ляющее получать «необходимый доход», устанавливая «соответствующие» цены. Но это сужает возможности, открытые для других. Если производитель — неважно, предприниматель или рабочий — будет застрахован от последствий деятельности предприятий, не входящих в монополию, предлагающих тот же товар по более низ­кой цене, это означает, что другие, находящиеся в худшем положении, не допускаются к относительному благополучию, достигнутому в контролируемой отрас­ли. Любое ограничение доступа новых предпринимате­лей в какую-то отрасль уменьшает их уверенность в завтрашнем дне, притупляет гибкость и эластичность их социально-экономических стереотипов. Таким обра­зом, чем больше мы стремимся обеспечить всеобщую экономическую защищенность, воздействуя на меха­низмы рынка, тем меньше оказывается реальная за­щищенность людей, тем сильнее выражен конформизм их стереотипов и иждивенчество их настроений, тем меньше возможности для их социальной мобильности.

Вряд ли когда-либо существовали общества, в кото­рых отсутствовала бы социальная мобильность в ее трех основных ипостасях — экономической, политиче­ской и профессиональной. В то же время никогда не существовало общества, в котором социальная мобиль­ность была бы абсолютно свободной, а переход из од­ного социального слоя в другой осуществлялся бы без всякого сопротивления. Все общества стратифицирова­ны, и внутри них действует своего рода «сито», просеи­вающее индивидов, позволяя одним подниматься наверх, других не трогая, третьих пропуская в нижние слои.

Только в периоды анархий, когда вся социальная структура нарушена, а социальные слои в значительной мере дезинтегрированы, мы имеем нечто напоминаю­щее хаотическую социальную мобильность «в целом». Но и в такие периоды эта социальная мобильность ог­раничивается — отчасти в форме быстро развивающе­гося «нового сита», отчасти в форме остатков «сита» старого режима. Если такое общество не погибнет в пожарище собственной анархии, то новое «сито» быст­ро займет место старого и станет столь же непрони­цаемым, как и прежнее.

Функции социальной циркуляции выполняют раз­личные институты, и среди них всегда есть каналы, наиболее характерные для того или иного общества. Важнейшими из этих институтов являются армия, школа, политические, экономические и профессио­нальные организации. Как правило, эти институты функционируют в качестве каналов вертикальной цир­куляции. Семья, армия, учебное заведение, экономиче­ские, политические и профессиональные организации представляют собой не только каналы социальной цир­куляции, но и «сита», которые тестируют и просеива­ют, отбирают и распределяют своих индивидов по раз­личным социальным стратам и позициям.

Известны две модели социальной структуры, осно­ванной на принципах свободного хозяйствования. Мо­дель развитого капиталистического общества поддер­живается мощной социальной группой, называемой средним классом. Схема распределения соци­альных слоев в развитом капиталистиче­ском обществе напоминает по форме овал с раз­витой центральной частью (средний класс) и относи­тельно невысокими полюсами высшего класса и класса беднейших слоев и социально слабых групп. Общество подобного типа хорошо приспособлено к достижению общественного компромисса с помощью демократиче­ских структур и имеет активное «сито» социальной мо­бильности.

Схема социальной структуры слабо развитого, но опирающегося на рыноч­ную философию общества имеет иной вид и напоминает островерхий треугольник с вогнутыми сто­ронами, имеющий широкое, мощное основание. В схеме отражена ключевая проблема общества данного типа: трудность в создании какого-либо стабильного механизма выработки общественного согласия. Сред­ний класс слишком слаб, чтобы навязать всей структу­ре свое понимание категории консенсуса, в то время как наиболее бедные слои не в состоянии сформиро­вать достаточную политическую силу (за исключением революционных ситуаций), способную придать направ­ление ожидаемым преобразованиям. Выработка обще­ственного консенсуса, приемлемого и для богатых, влиятельных слоев (верхушка треугольника), и для бед­ных масс (широкое, мощное основание), становится почти невозможной. Из этой объективной невозмож­ности рождается или тенденция к возникновению дик­татуры военного типа, реализующей интересы высших слоев, или тенденция к революционной диктатуре, опирающейся на «силу вооруженных масс» и стремя­щейся к одностороннему и в то же время мнимому удовлетворению интересов беднейших слосв.

Последовательная реализация схемы социалистиче­ского общества приводит к формированию совершенно иной по сравнению с предыдущими социальной иерар­хии. Схема расслоения социалистического общества напоминает сильно сплющенный тре­угольник с очень широким основанием, большую часть площади которого занимает слой «трудящихся», а вер­шину — «элита власти». Среднего класса в социалисти­ческом обществе практически не сущсствуст. Из сфор­мированной таким образом структуры вытекает двух- полюсность социалистического общества. На одном полюсе находится многочисленная группа трудящихся, а на другом — мощный влиятельный слой политиче­ских деятелей, определяющий уровень и способ жизне­деятельности людей противоположного полюса.

В обществе социалистического типа (по сравнению со слаборазвитыми обществами) экономические пози­ции элиты совершенно иные. Если в рамках слабо раз­витого общества право на власть обусловлено финан­совым положением, то в социалистическом обществе, напротив, именно политическая позиция определяет финансово-имущественное положение. Обладание или необладание индивидом правом собственности на средства производства перестает быть классовым кри­терием; он преобразуется в наделение или ненаделение индивида формальным (административным) или не­формальным (политическим) правом распоряжаться средствами производства. Экономическая стратифика­ция в социалистическом обществе в силу названных причин становится практически нулевой, а профессио­нальная (в силу уравнительных тенденций в сфере оп­латы труда) выглядит очень слабой. В этом случае со­циальная стратификация тяготеет к «одномерной» и доминирует какой-либо один (в данном случае полити­ческий) критерий расслоения общества. Соответствен­но не экономические, а политические каналы, пропус­кающие бюрократию во властные структуры, становят­ся наиболее проницаемыми, и восхождение индивидов из слоев бюрократии низшего до бюрократии высшего ранга является наиболее плодотворным в ущерб ос­тальным видам мобильности (экономической, профес­сиональной и др.).

Как показал эмпирический опыт, каналы социаль­ной мобильности в описанном обществе имеют три критерия проницаемости относительно социальных стереотипов их носителей: косность и единообразие, конформизм, негативизм. Поясним это явление, кажу­щееся, на первый взгляд, парадоксальным.

Во-первых, чем более образованы и интелли­гентны люди, тем более разнообразны их взгляды и вкусы и тем труднее ожидать от них единодушия по поводу конкретной системы ценностей. Следовательно, если мы хотим достичь единообразия стереотипов, мы должны вести поиск в тех слоях общества, для которых характерен низкий моральный и интеллектуальный уровень, примитивные, грубые вкусы и инстинкты. Этих людей объединяет, так сказать, наименьший об­щий нравственный знаменатель. И если нам нужна по возможности многочисленная группа, достаточно силь­ная, чтобы навязывать другим свои взгляды и ценно­сти, мы никогда не обратимся к людям с развитым ми­ровоззрением и вкусом. Мы пойдем в первую очередь к людям «массы» — в уничижительном смысле этого сло­ва, — к наименее оригинальным и самостоятельным, которые смогут оказывать любое идеологическое давле­ние просто своим числом.

«Что меня поразило при соприкосновении с самыми верхними иерархиями? — писал русско-американский скульптор и философ Э. Неизвестный. — Я в первый раз в жизни столкнулся с толпой столь антиэстетиче­ской... Наверху сидят люди, которые по закону естест­венного, внутрипартийного отбора растеряли многие человеческие качества... Тогда-то я и испытал эстети­ческий ужас, который перерос в ужас социальный».

Во-вторых, если бы потенциальный диктатор по­лагался исключительно на людей с примитивными и схожими социальными стереотипами, их оказалось бы слишком мало для осуществления поставленных задач. Поэтому он будет стремиться увеличить их число, об­ращая других в свою веру. И здесь в силу вступает вто­рой критерий проницаемости политических каналов социальной мобильности. Проще всего обрести под­держку людей легковерных и послушных, не имеющих собственных убеждений и согласных принять любую готовую систему ценностей, если только ее как следует вколотить им в голову, повторяя одно и то же доста­точно часто и достаточно громко. Таким образом, ряды элитарного слоя будут пополняться людьми с неустой­чивыми взглядами и конформистскими социальными стереотипами.

«Оказалось, что верхушечные люди, — пишет Э. Не­известный, — это мастера коммунальной квартиры... В этом они талантливы, и это исключает все их другие качества... По мере того как растет наш функционер, эти качества только усиливаются, и, возможно, выиг­рывает именно тот, кто в наибольшей степени ими об­ладает». Такой человек, поднимаясь по иерархической лестнице, утрачивая человеческие качества, обретает огромную бдительность и воспринимает весь мир как демона, затаившегося против него и запрятавшего лич­ную пакость.

Третий, может быть, самый важный критерий проницаемости каналов социальной мобильности за­ключается в необходимости для каждого искусного де­магога сплотить свою группу на основе негативной программы образа врага. «Мы» и «они», «свои» и «чу­жие» — на этих противопоставлениях, подогреваемых непрекращающейся борьбой с инакомыслием, строится любое групповое сознание, объединяющее людей, го­товых к действию. И всякий лидер, ищущий не просто политической поддержки, а безоговорочной преданно­сти масс, сознательно использует это в своих интере­сах. Образ врага — внутреннего или внешнего — явля­ется непременным атрибутом стереотипизации общест­венного сознания.

В ходе внутрипартийного отбора за счет утраты всех человеческих качеств они выработали одно — главное, и им, как считает Э. Неизвестный, была подозритель­ность. «Я долго думал, — писал он, — откуда такая не­утомимая жажда срывать маски? Я долго размышлял над этим и понял... Так они воспринимают все. Поэто­му любое интеллектуальное и непонятное действие им враждебно... Они боятся его непонятности и неуправ­ляемости».

Управляемость формированием актуальных стерео­типов через соответствующую настройку каналов соци­альной мобильности отличает любое недемократиче­ское общество. Это исключает появление цивилизо­ванного, самодеятельного, полноправного и в то же время ответственного за свои действия социального субъекта как основы гражданского общества. А там, где нет разнообразия источников жизнеобеспечения и сво­боды экономического выбора, формируется социаль­ный стереотип, основанный на незнании экономиче­ских свобод и экономических прав и связанный с иж­дивенческими настроениями.

В этих условиях может ставиться задача конструиро­вания нового типа личности с особым психическим складом, особой ментальностью, мыслительными и по­веденческими характеристиками путем подавления ин­дивидуального, личностного начал в человеке. На сме­ну индивидуальности приходит в таком случае стерео­тип, предполагающий однообразие, однозначность, стирание индивидуальных особенностей. Наиболее за­вершенным вариантом этого явился «новый советский человек» — каким он предстает в литературе и искусст­ве — лишенный национальных корней представитель новой исторической общности — советского народа.

Развитие многообразных экономических отношений в гражданском обществе позволит перейти от одномер­ной (через политические каналы социальной мобиль­ности) к многомерной (через экономические, профес­сиональные и другие каналы) стратификации, что будет в значительной мере способствовать формированию более гибких социальных стереотипов, совместимых с творческой и инновационной деятельностью социаль­ных субъектов.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ

1.                      «Эффект стереотипизации» заключается в том, что любой тип общества располагает своим набором средств к формированию стереотипов. В свою очередь качество этих стереотипов, степень их подконтрольно­сти, совместимость с инновационной деятельностью, гармоничность и гибкость становятся инструментом адаптации социальных субъектов в обществе и спосо­бом их социальной мобильности.

2.                      Вряд ли когда-либо существовали общества, в ко­торых отсутствовала бы социальная мобильность в ее трех основных ипостасях — экономической, политиче­ской, профессиональной. В то же время никогда не существовало общества, в котором социальная мобиль­ность была бы абсолютно свободной, а переход из од­ного социального слоя в другой осуществлялся без со­противления.

3.                      Наиболее важные среди каналов вертикальной циркуляции — семья, армия, учебное заведение, эко­номические, политические и профессиональные орга­низации.

4.                      Каналы социальной мобильности в советском обществе имели три критерия проницаемости относи­тельно социальных стереотипов их носителей: косность и единообразие, конформизм, негативизм.

КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ

1.                        В чем заключается «эффект стереотипизации» в обществе'

2.                        В какой мере социальные стереотипы влияют на горизонтальные и вертикальные перемещения индивидов в обществе,

3.                        Разберите основные формы социальной мобильности в разви­вающихся странах, постсоветских государствах и индустриально разви­тых странах. Попробуйте сравнить их между собой

4.                        Рассмотрите наиболее важные каналы вертикальной циркуляции в обществах разного типа.

5.                        Проанализируйте критерии проницаемости каналов социальной мобильности относительно содержания социальных стереотипов инди­видов. групп, слоев.

6.                        Порассуждайте, почему социальные стереотипы, предполагаю­щие косность и единообразие, конформизм и неготивизм. обеспечи­вали вертикальное продвижение индивида в советском обществе.

Питирим Сорокин — выдающийся русско-американский социолог, автор более полусотни книг по широкому кругу проблем: «Система социологии» (1920), «Социология рево­люции» (1925), «Социальная мобильность» (1927), «Общество, культура и личность» (1947), «Социальная и культурная мо­бильность» (1959), «Социальная и культурная динамика» (1962), «Сопио-логические теории сегодня» (1966) и др.

В «Системе социологии» Сорокин формулирует свои ос­новополагающие принципы, подразделяя теоретическую со­циологию на три основных раздела: социальную аналитику (социальная анатомия и морфология); социальную механику (ее объект — социальные процессы); социальную генетику (теория эволюции общественной жизни). Намеченный в «Системе» синтез получает свое развитие в «Социальной мо­бильности», а также п «Социальной и культурной мобильно­сти», которые считаются классическими трудами но пробле­мам стратификации и мобильности. Согласно Сорокину, со­циальная мобильность есть естественное и нормальное со­стояние общества. Она подразумевает не только социальные перемещения индивидов и социальных групп, но и движения социальных объектов (ценностей), т. е. всего того, что созда­но или модифицировано в процессе человеческой деятельности.

Окончательное оформление взглядов и исследовательских принципов Сорокина нашло свое отражение в его четырех­томной «Социальной и культурной динамике», где показыва­ется, что любое общество можно описать и понять через призму присущей ему системы значений, норм, ценностей, отражающей культурные качества системы. Исследование культурных качеств позволяет выявить периоды истории, в которые проявляются относительно близкие культурные об­разцы (виды деятельности, мысли, творчества и др.) как от­ражения культурного облика эпохи. Аналитик социальных систем и создатель учения о сложных социальных агрегатах, вдохновенный проповедник своих идей, Сорокин начинает сегодня открываться своим соотечественникам.

ФРИДРИХ ХАЙЕК (геЕБЕШК НАУЕК) (1889-1992)

Фридрих Хайек — выдающийся австро-американский эко­номист, представитель классического либерализма, обосно­вавший его ценности — личную независимость и доброволь­ное сотрудничество, индивидуальную собственность и рынок, правовое государство и ограниченное правительство. Книги Ф. Хайека — «Дорога к рабству» (1944), «Индивидуализм и экономический порядок» (1948), «Основной закон свободы» (1960), трилогия «Право, законодательство и свобода» (1973— 1979), «Пагубная самонадеянность: ошибки социализма» (1988) - стали вехами в возрождении либеральной традиции. Вклад Ф. Хайека заключался в углублении философских ос­нов теории либерализма.

В поисках адекватного понятия, выражающего уникаль­ный характер современной цивилизации, Ф. Хайек ввел но­вый термин — «расширенный порядок человеческого сотруд­ничества», ядро которого составляют социальные институты, моральные традиции и практики, спонтанно выработанные в ходе культурной эволюции. Ключевой для этого явления ста­ла проблема координации знаний, рассредоточенных в обще­стве с развитым разделением труда. Разработка концепции рассеянного знания стала крупнейшим научным достижени­ем Ф. Хайека.

Он утвердил представление о рынке как уникальном ин­формационном устройстве, обеспечивающем ненасильствен­ную координацию миллионов экономических агентов. Ры­нок, по Ф. Хайеку, обеспечивает, во-первых, лучшую коор­динацию знаний, рассеянных в обществе; во-вторых, более полное их использование; в-третьих, ускорение порождения новых знаний. Рыночную конкуренцию Ф. Хайек назвал «процедурой открытия», где каждый может экспериментиро­вать с доступными знаниями, ресурсами, различными жиз­ненными стилями. Представление о расширенном порядке человеческого сотрудничества как универсальной информа­ционной системе — настоящий прорыв Ф. Хайека в будущее, меняющий всю картину мира.