16. ИПН: возможности противодействия

Абсолютным иммунитетом от ИПН не обладают даже высокоразвитые государства с устойчивыми демократическими традициями. Конечно трудно себе представить «цветную революцию» в стране НАТО, тем более что устав этой организации допускает коллективные меры в защиту демократии, т.е. военное вмешательство там, где ее принципы нарушены (другой вопрос, что в свое время, когда в Греции установилась диктатура «черных полковников», или когда в Турции происходили военные перевороты эта статья не была задействована).

Обвинение оппонентов в фальсификации итогов выборов или их подтасовке возможно, однако, как показал опыт избирательной кампании 2000 г. в США, массовых беспорядков, попыток захвата государственных учреждений не происходит. Возникший спор решается в установленном законом порядке (частичный пересчет бюллетеней, вынесение соответствующего судебного решения).

В то же время, если речь идет о многонациональном государстве, то возникновение у компактно проживающего этнического меньшинства сепаратистских стремлений может стать источником серьезных проблем. Как, например, считает Д. Фридмэн, автор прогноза на предстоящие 100 лет, если США способны справиться с внешними вызовами используя военную силу, разобщая своих противников или дестабилизируя их, то с вызовом «изнутри» справиться будет намного сложнее. Появление такого вызова Фридмэн связывает с ростом численности испано- американцев в США. По его мнению, ко второй половине XX! века в Калифорнии, Аризоне, Нью-Мехико, Техасе и ряде других штатов они будут составлять большинство населения, высшие должностные лица будут испано-американцами, они же составят большинство национальной гвардии.^¶

Если среди большинства населения становящихся «испаноязычными» штатов возобладает стремление к объединению с Мексикой, стимулируемое стремлением ее правительства вернуть территории, аннексированные США в Х!Х веке, то, считает Фридмэн, Соединенные Штаты столкнутся одновременно с внешним и внутренним вызовом.^¶

Известный американский правоконсевативный теоретик и политик, П.Бьюкенен, полагает, что кризис может произойти намного раньше. Он, в частности, ссылается на то, что во многих округах Калифорнии доля не англо-говорящего населения (преимущественно, испано-американцев) уже составляет от 36 до 70 %, а настроения в их среде таковы, что можно ожидать превращения южных штатов США в подобие Ольстера.^¶

Противодействие дестабилизациям откуда бы они не исходили в современных условиях вполне возможно, однако это требует проведения целенаправленной и осмысленной политики, целого комплекса мер, требующих значительной концентрации усилий государства и той части общества, которая не заинтересована в потрясениях.

В принципе, легче предотвратить возникновение политической нестабильности, чем бороться с ней. Для этого прежде всего, необходимо внимание к социально- экономическим факторам способным создать ситуацию, благоприятную для возникновения нестабильности, появлению радикальных, экстремистских сил и движений, обеспечить им массовую поддержку. К таким факторам, как правило, относятся:

-                        значительный уровень безработицы, особенно среди молодежи, восприимчивой к радикальным лозунгам;

-                   рост разрыва в доходах «богатых» и «бедных» слоев (децилей) населения, превышающий привычный и считающийся социально приемлемым для данного общества (в странах Запада он варьируется в диапазоне от 1 : 8 до 1 : 15);

-                   высокий уровень коррупции, отчуждающий «управляемых» от «управляющих», порождающий антагонизм между ними, стимулирующий возникновение движений, ассоциирующих противодействие злоупотреблениям властью с борьбой против конституционной власти вообще;

-                   появление «зон упадка», регионов, где произошла «деиндустриализация», где производство было перенесено в другие страны или закрылось из-за низкой конкурентоспособности в глобализированной экономике (для России это проблема разоряющихся «моногородов» где уровень бедности и безработицы выше, чем в среднем по стране);

-                    наличие внутри государства регионов с ярко выраженной религиозной или этнической спецификой, где сохраняются исторически обусловленные обиды на титульную нацию, связи с зарубежными диаспорами. Если такие регионы становятся зоной «экономического упадка», попадают под власть коррумпированной бюрократии, ассоциирующейся с центром власти, то возникновение очагов нестабильности можно считать гарантированным;

-                   возникновение, прежде всего в результате миграций, ареалов относительно компактного проживания общин инокультурных меньшинств не желающих принимать ценности и образ жизни страны пребывания.

Большинство стран мира проводят политику, позволяющую минимизировать возможное влияние перечисленных факторов дестабилизации. Стабильность в современном, высококонкурентном, взаимозависимом мире, гарантируется весьма сложным комплексом факторов в основном - социально-психологического порядка.

Во-первых, убежденностью основной массы населения развитых государств в том, что существующие политические и судебные институты способны более или менее адекватно отразить и защитить их интересы, а лидеры, игнорирующие чаяния масс, могут быть смещены в результате их свободного волеизъявления. Эта убежденность формируется под влиянием соответствующей политики, обеспечивающей удовлетворение базовых потребностей граждан в социальном обеспечении, личной безопасности и т.д. Так, до кризиса, начавшегося в 2008 г. большинству стран Евросоюза была свойственна активная социальная политика, подразумевающая повышенное внимание к сферам образования, здравоохранения, помощи малоимущим, защите среды обитания человека. Большое значение для предотвращения возникновения очагов нестабильности имела региональная политика ЕС, призванная обеспечить ускоренное развитие отсталых регионов или «зон упадка», на нее выделялось 32 млрд. евро ежегодно (почти треть бюджета стран Евросоюза), за счет соответствующих программ был повышен уровень жизни почти 50 % граждан стран ЕС.^¶

Во-вторых, конформизмом, который в данном случае проявляется в вере большинства представителей «среднего класса» в то, что хотя повседневная жизнь и уровень потребления могут немного ухудшиться, какие-либо радикальные перемены опасны, чреваты непредсказуемыми последствиями и их следует избегать.

В-третьих, сохраняющейся надеждой экономически активного населения на то, что в рамках рыночной экономики, свободной конкуренции индивидов на рынке труда, интеллектуальной и политической деятельности, каждый имеет шанс на успех в рамках существующей системы. Представление о «равенстве возможностей» конечно, несколько иллюзорно, поскольку выходцы из более состоятельных семей имеют лучшие шансы на получение качественного образования и соответственно более престижной и высокооплачиваемой работы. Тем не менее, в развитых странах создана довольно эффективная система «социального лифта», облегчающая «путь наверх» выходцам из всех слоев общества. Дискриминация по признакам расы, национальности или пола, равно как и действия могущие оскорбить чувства тех или иных меньшинств, не только осуждаются, но и преследуются по закону. Соблюдение «политкорректности» позволяет предотвратить возникновение ситуаций, при которых какая-либо социальная, этническая или религиозная группа населения сочтет, что ее интересы в данном обществе ущемляются. Предполагается, что человек оказавшийся на обочине жизни, будет винить в этом только себя и стремиться изменить свои личные жизненные обстоятельства, а не общество.

Разумеется, даже самое стабильное общество может столкнуться со сложностями: экономическими кризисами, техногенными и природными катастрофами, актами жесточайшего терроризма. Однако влияние подобных событий на последующее развитие ситуации, как показывает опыт истории, оказывается весьма неоднозначным. Любые потрясения способны вызывать двоякую реакцию. Они могут стать как источником консолидации общества, так и его разобщения. Это зависит от следующих основных факторов:

-                   воспринимается ли кризис как своего рода стихийное бедствие, следствие проявление чуждой, злонамеренной воли, или же - как следствие ошибочной политики, злоупотреблений властью;

-                   рассматриваются ли меры властей по преодолению кризиса как достаточно эффективные и результативные;

-                       насколько соблюдается принцип социальной справедливости при распределении бремени кризиса;

-                    в какой мере власти реагируют на проблемы, возникшие из-за кризиса у рядовых граждан, а бизнес руководствуется принципом социальной ответственности.

Характерен пример событий 11 сентября 2001 г. в США. Удар по Нью-Йорку и Вашингтону по замыслу лидеров организовавшей его «Аль-Каиды», видимо, должен был продемонстрировать гражданам заокеанской сверхдержавы ее уязвимость, посеять панику и растерянность. Реакция оказалась прямо противоположной - американцы оказались готовы поддержать жесткую реакцию администрации Дж.Буша- мл на совершенные террористические акции, включая ужесточение внутреннего законодательства, удар по лагерям «Аль-Каиды» в Афганистане. Показательно, что попытки противников администрации распространить версию о том, что теракты 11 сентября были осуществлены если не прямо спецслужбами США, то при их прямом попустительстве (утвердись такая версия в общественном сознании, это стало бы серьезным фактором дестабилизации, подрыва доверия к власти) не встретили одобрения рядовых граждан.

Весьма характерен пример глобального кризиса, начавшегося в 2008 году. Как сейчас уже можно констатировать, он не вызвал столь глубоких социальных и политических потрясений, как Великий кризис 1929-32 гг., который привел к установлению в Германии нацистского режима, подтолкнул Японию к вторжению в Манчжурию, т.е. положил начало событиям, приведшим ко второй мировой войне.

В мире XX! даже в странах, недавно вступивших на путь демократии, в условиях глобального кризиса политические режимы не претерпели существенных изменений.

-                  В какой-то мере это связано с тем, что современные государства обладают намного большим опытом борьбы с кризисными явлениями, чем это было в первой трети ХХ века. Основные объяснения относительно спокойного, не катастрофического протекания социально-политических процессов в условиях кризиса обычно состоят в ссылках:¶во-первых, на высокую эффективность механизмов регулирования рыночной экономики, большой опыт, накопленный странами Запада в области борьбы с рецессиями;

-                   во-вторых, на гибкость социальной политики;

-                    в-третьих, на возможности международного сотрудничества в борьбе с кризисными явлениями, позволившими если не исключить, то ограничить проявления протекционизма, попытки избавиться от кризиса за счет партнеров по международному разделению труда.

Действительно, большинству затронутых кризисом государств удалось за счет массированных вливаний средств предотвратить крушение кредитно-банковской системы, банкротство ведущих корпораций. Соответственно не произошло стремительного роста безработицы (в среднем по развитым странам ее уровень не превысил 10 % экономически активного населения, что лишь на 3-4 процентных пункта выше уровня привычных, «благополучных» показателей). Лишь в отдельных странах (Латвия, Испания) безработица стала серьезной проблемой.

Для амортизации социальных последствий кризиса в различных странах осуществлялись неодинаковые меры, чаще всего они включали:

-                   программы по созданию новых рабочих мест;

-                   перевод части работников на частичную и временную занятость;

-                        организация бесплатных курсов переквалификации и повышения квалификации для лиц, которые потеряли работу, а также частично и временно занятых;

-                  увеличение социальных выплат за счет государственных программ и средств предпринимателей, осуществляющих сокращения рабочей силы и т.д.

Важно учитывать, что политика большинства стран Запада с началом кризиса была осознанно направлена на консолидацию общества, предотвращению его раскола. Этой цели, прежде всего, служило судебное преследование ряда наиболее одиозных финансистов, обвиненных в различных злоупотреблениях, давших исходный толчок кризису. При этом к ответственности, разумеется, привлекались далеко не все реально виновные в создании фирм - «пустышек», «мыльных пузырей», внесших немалый вклад в нарушение стабильности мировой экономики. Тем не менее, создавался имидж справедливых властей, сурово карающих злодеев, поставивших личные интересы выше социальной ответственности бизнеса.

Далее, в результате выборов, прошедших в 2008-2010 гг. в ряде ведущих государств наименее популярные политики и партии которые, в какой-то мере воспринимались как виновники кризиса, лишились власти. Антисистемных перемен не произошло, хотя некоторые итоги были неожиданными. В США в 2008 г. впервые в истории этой страны на пост президента был избран человек афроамериканского происхождения. В Японии в 2009 г. утратила власть либерально-демократическая партия, более полувека почти безраздельно правившая страной.

Призывы к руководству финансовых институтов получивших государственную помощь отказаться от выплаты бонусов управляющим и крупнейшим акционерам должны были показать, что все, а не только рядовые граждане переживают трудные времена, несут убытки. Государственные социальные программы помощи пострадавшим от кризиса были дополнены беспрецедентными мерами по благотворительности, предпринятыми по инициативе Б. Гейтса и У. Баффета. Они призвали состоятельных людей пожертвовать половину состояния на гуманитарные цели, эту идею уже поддержал ряд американских миллиардеров, предполагается, что общая сумма пожертвований составит около 600 млрд. долл.^¶

Большое влияние на сохранение стабильности в условиях кризиса оказала общая довольно спокойная идейно-политическая ситуация в ведущих странах мира. В 1929-32 гг., во многих государствах действовали достаточно влиятельные антисистемные силы, предлагавшие еще не дискредитировавшую себя тоталитарную альтернативу демократии (коммунистическую и национал- социалистическую), они использовали кризис для упрочения своего влияния. В XX! веке существуют массовые движения, в частности, выступающие за смену модели глобализации, активизацию экологической политики, добивающиеся ограничения миграций иностранной рабочей силы. Однако они не предлагают менять форму политического режима, не обладают сколько-нибудь системно-проработанной альтернативной идеологией, стремятся реализовать свои цели в условиях демократии.

Соответственно, несмотря на довольно жесткую критику СМИ отдельных аспектов политики правящих кругов, массовые протестные выступления против мер, связанных с экономией бюджетных средств на социальные нужды, при отсутствии сколько-нибудь влиятельных политических сил, способных обратить их себе на пользу, не представляют угрозы социальной стабильности. Самое худшее, что можно ожидать в подобной ситуации - отдельных актов вандализма со стороны экстремистски настроенной безработной молодежи, ее рекрутирования в террористические структуры.

Показательно также, что с осуждением ортодоксии свободного рынка, «либерального капитализма» выступили многие политические лидеры, влиятельные экономисты, тем самым упреждая возможную критику системы «слева». Другой вопрос, что их заявления и обещания (такие, как требования президента Франции Н. Саркози перейти к «справедливому» распределению доходов корпораций, идеи Б. Обамы о реформировании банковской системы), скорее всего, в обозримой перспективе, не изменят устоявшихся основ функционирования рыночной экономики.

С точки зрения долгосрочных последствий кризиса и сохранения социально- политической стабильности на перспективу, эффективность предпринятых мер может быть поставлена под сомнение.

Прежде всего кризис, будучи органичным явлением для рыночной экономики, в созданных условиях не смог выполнить своих основных функций - ликвидации, или создания стимулов к модернизации неэффективных производств, устранения спекулятивных посреднических структур, банков, работающих с фиктивным капиталом. Это создает риск если не «второй волны» кризиса, то длительной стагнации экономик многих стран мира (в том числе и России).

Расходы на антикризисные меры (по некоторым оценкам около 2 % ВВП) вызвали рост дефицита государственных бюджетов. Это побудило многие страны Евросоюза поставить на повестку дня вопрос о сокращении многих статей расходов, в том числе и из числа выделяющихся на социальные нужды. Это уже вызывает массовые протесты. Во Франции планы правительства по увеличению пенсионного возраста с 60 до 62 лет привели к манифестациям, в которых, по разным данным, участвовало от 1,2 млн. до 2 млн. чел. Греция, где решили отменить «премиальные» выплаты (две дополнительные месячные оплаты) оказалась охвачена массовым забастовочным движением. В Великобритании более чем двукратное увеличение оплаты за обучение в университетах стимулировало массовые протестные акции студентов. Угрозу стабильности мировой валютно-финансовой системе создает и постоянный рост государственного долга США, за счет которого покрывается растущий бюджетный дефицит.

Фактически избранные методы борьбы с кризисом предполагали лишь отсрочку или растягивание по времени его возможных (но не обязательных) негативных социально-политических последствий. Их отсутствие обусловлено не экономической политикой, а социально-психологическими и идейно-политическими факторами, которые также учитывались правящими кругами ведущих стран мира.

Вопрос о причинах отсутствия влиятельных антисистемных сил уже отчасти рассматривался выше, в частности констатировалось, что большинство идеологических схем, способных оказать влияние на массовое сознание, были дискредитированы в ходе бурных исторических событий ХХ века. Но при этом в какой-то мере, сказались и осознанные действия по обеспечению национальной безопасности, предпринятые большинством стран мира.

В числе таких мер, вероятно, следует выделить следующие.

Во-первых, шаги, затрудняющих финансирование из-за рубежа потенциально антисистемных сил и движений. Полностью перекрыть все каналы их поддержки в глобализированном мире практически невозможно. Поэтому например, в США не запрещена денежная поддержка партий, движений, организаций извне. Однако согласно действующему законодательству они обязаны сообщать о суммах внешней поддержки и регистрироваться как структуры, лоббирующие интересы иностранной державы, что незамедлительно негативно сказывается на их репутации в глазах общественного мнения. С учетом того, что налоговые службы США тщательно отслеживают все переводы денег, представляющиеся им сомнительными и, в рамках глобальной кампании борьбы с терроризмом получают сведения об интересующих их счетах даже от сверхнадежных швейцарских банков, можно предположить, что все крупные транзакции, так или иначе, отслеживаются.

Во-вторых, это работа спецслужб, органов охраны правопорядка. В США после терактов 11 сентября 2001 г. они подверглись серьезной реорганизации, в частности было создано Министерство внутренней безопасности (МВБ), объединившее ранее функционировавшие изолированно друг от друга, порой дублирующие функции друг друга ведомства. «Дубликаты» МВБ были сформированы на уровне штатов.

Большой акцент теперь делается на предотвращение терактов, антисистемных действий. Например, существует практика отслеживания Интернет- сайтов, предположительно использующихся террористическим организациями для рекрутирования новых членов. Законом разрешено наблюдение за людьми, вступающими в соответствующую переписку и выражающих экстремистские взгляды. Большое значение придается программе «Следи за соседом», поощряющей граждан сообщать о личностях, действия которых дают основания заподозрить их в причастности к экстремизму.

В-третьих, это информационно-пропагандистское обеспечение стабильности. Представляется, что основной метод в данном случае - отвлечение внимания людей (в том числе и в Интернете), серьезно интересующихся политикой и способных мыслить критически на вроде бы важные, но по сути дела второстепенные детали. Это могут быть разного рода заведомо бредовые теории заговора, описание личной жизни политиков и бизнесменов, их доходов и т.д. Создается видимость полного и исчерпывающего представления информации, в действительности, носящей весьма поверхностный характер, надежно маскирующей за информационным шумом реальные мотивы действий и интересы правящей элиты.

Широко используется также метод публичной дискредитации потенциально харизматических антисистемных лидеров, взгляды которых высмеиваются, опошливаются в СМИ, Интернете, вокруг которых создается атмосфера скандальности.

В-четвертых, это подходы к социализации личности, начинающиеся еще с парты школьного образования. В сознание юных американцев политкорректность внедряется довольно жесткими методами. Внешний либерализм, практикующийся во многих школах (возможность перебить учителя, выйти из класса во время урока) не должен вводить в заблуждение. Если ученик в детской ссоре прибегнет к угрозам («убью», зашибу», «изуродую» и т.д.) ему, независимо от возраста, угрожает исключение из школы, «заботливое» внимание психологов, а также серьезные проблемы для его родителей. Иначе говоря, уважение к закону и порядку (не всегда, правда, успешно), внедряется с детских лет.

Большое внимание в США уделяется патриотическому воспитанию. Как отмечает американский историк Г.Зинн, многие сюжеты истории страны преподносятся в школах и вузах, мягко говоря, в деформированном виде или вообще замалчиваются. «В результате подобных умолчаний, - пишет Зинн, - мы не только получили искаженное представление о прошлом, но, что более существенно, нам всем навязаны заблуждения относительно настоящего».^¶

В-пятых, что вероятно имеет наибольшее значение, страны Запада обеспечивают стабильность, постоянно трансформируя свою политику и векторы ее социальной направленности. Периоды повышенного внимания к социальным проблемам чередуются с временами жесткой экономии на социальных расходах. Циклично меняются и уровни налогообложения на высокие и сверхвысокие доходы, налоги на наследство, на недвижимость и т.д.

Отсутствие массовой, организованной антисистемной политической оппозиции не означает, что обществу гарантирована абсолютная стабильность. Миноритарные группы, прибегающие к терроризму, хакерству могут нанести гражданам и обществу существенный урон. Как показывает опыт многих стран, не исключены и массовые антисоциальные выступления маргинализированной молодежи из бедных пригородов. Источником наибольшей опасности остается возможность выступления компактно проживающих групп этнических меньшинств.

Согласно исследованию Института посткризисного мира (создан в Москве в 2009 г.) большинство экспертов стран ЕС и СНГ считают, что в современных условиях наибольшие риски для стран Европы составляют: утрата конкурентоспособности на мировых рынков (51 % опрошенных); паралич наднациональных органов (40 %); наплыв мигрантов (31 %); терроризм (31 %); взрыв регионального сепаратизма (30 %); рост популярности неонацизма (16 %). Прочие угрозы рассматриваются как менее реальные, но показательно, что мнение об отсутствии всяких угроз выразил лишь 1 % опрошенных.^¶

По сути дела речь идет о взаимосвязанных угрозах, первичной из которых выступает утрата конкурентоспособности. Именно этот фактор способен привести к дефициту средств, выделяющихся на функционирование наднациональных органов и их программы (в т.ч. регионального развития), адаптацию мигрантов и тем самым усугубить все существующие проблемы, вызвать рост влияния антисистемных группировок. В ряде стран Европы уже наметилась активизация ирредентистских сил. В Великобритании начали усиливаться позиции радикальных сепаратистов Шотландии. Испания, помимо Басконии, столкнулась с сепаратизмом Каталонии и Валенсии. Часть населения румынской Трансильвании, а также сербской Воеводины и ряда районов Словакии желала бы присоединения к Венгрии, что чревато серьезным конфликтом в Восточной Европе.^¶

Конечно в тех ситуациях, когда дестабилизирующие начала усиливаются, демократические страны с развитой традицией политического компромисса, скорее всего, попытаются предотвратить переход конфликта в вооруженную фазу. Варианты, как показывает опыт, здесь могут быть различными. Это мирный, цивилизованный «развод», произошедший в Чехословакии и завершившийся ее разделением на два суверенных государства - Чехию и Словакию. Это «деволюция» в Великобритании, где за счет компромисса с умеренными сторонниками автономии Уэльса и Шотландии были расширены полномочия властей этих регионов, что нейтрализовало влияние приверженцев их независимости. Это пример Канады, где центральные власти рискнули пойти на проведение референдума в Квебеке о предоставление независимости этой франкоговорящей провинции - и выиграли, сохранив территориальную целостность страны.

Главный урок подобных ситуаций в том, что при возникновении в той или иной стране радикальных антисистемных, в том числе претендующих на выражение интересов этнических и религиозных меньшинств движений (неважно, инициированных или только поддерживаемых извне) к вопросу о применении силы следует относиться с большой осторожностью. Репрессии создают государству негативный имидж на международной арене, содействуют консолидации оппозиционных власти сил и не решают проблему. Применение силы создает угрозу затягивания конфликта, его перехода в вялотекущие военные действия, способные нанести значительный урон экономике. В этом плане показателен пример Цейлона, где военное противостояние властей с тамильским меньшинством, несмотря на поддержку правительства острова со стороны Индии, что исключило военное вмешательство со стороны третьих стран, привело к затяжной гражданской войне. Типичен и опыт Китая, который способен игнорировать позицию международной общественности, но не может, несмотря на почти безграничные военные возможности, полностью усмирить Тибет и Синдзянь-Уйгурский автономный район.

Типичным является вариант гибкого торга и диалога с теми умеренными фракциями оппозиции, которые готовы к компромиссу. Всегда есть какой-то спектр уступок, на которые можно пойти без «потери лица». В многонациональном государстве, при существовании территорий, где проживает этнически и/или религиозно отличное население, вполне допустимо улучшить условия для изучения национального языка, культуры и традиций в школах, даже признать этот язык в качестве второго государственного, расширить полномочия местного самоуправления, гарантировать уважение к тем или иным местным традициям и обычаям и т.д.

Сам факт начала диалога (возможно, и при посредничестве международных институтов) в какой-то мере изолирует радикальные, экстремистские фракции оппозиционного движения. При этом диалог можно сочетать и с силовыми действиями против этих фракций, как откровенно антиконституционных и противозаконных. Правда, здесь неизбежно возникает ряд сложных моментов.

Прежде всего, дестабилизируемому государству важно завоевать поддержку мирового общественного мнения, доведя до ведущих новостных агентств свою готовность к диалогу, компромиссам и уступкам. Необходимо обеспечить международную поддержку мерам по блокированию каналов поставки оружия и финансовых ресурсов экстремистским структурам. Эти меры не всегда эффективны но, все же, позволяют перекрыть наиболее явные и открытые источники их поддержки.

Далее необходимо учесть, что «умеренные» и «радикальные» фракции (как и их зарубежные покровители, если таковые наличествуют) сохраняют близость друг к другу и успешные силовые действия вторых могут способствовать выдвижению более жестких требований в ходе переговорного процесса.

Наконец не следует ожидать, что успехи диалога полностью снимут напряженность в ставшей «заданной» территории. Более вероятно «замораживание» конфликта, с сохранением возможности его возобновления в будущем. Так «замороженным», благодаря гибкости правящих кругов Великобритании, оказался конфликт вокруг Северной Ирландии. Не исключено и «замораживание» конфликта в испанской земле Басков, если ЭТА действительно, как она декларировала, готова пойти на перемирие, отказаться от террора. Радикальные группировки сохраняются - но вроде бы отказываются от вооруженной борьбы, умеренные фракции принимают «правила» парламентской деятельности.

Нет никакой «обязательности» в том, что эти «отложенные» конфликты будут разрешены военными действиями. Равно велика вероятность, что вовлеченные в них страны и участники рано или поздно сочтут, что их интересам скорее отвечает мирное, компромиссное решение связанных с ними проблем.

Иначе говоря, конфликтная ситуация вызревшая на почве сложных межнациональных отношений может быть «заморожена» и решена методами компромисса.

Аналогичным образом можно найти пути решения ситуации ИПН связанной с внутриполитическим положением того или иного государства. На первый взгляд жесткое подавление оппозиции, «блокирование» тех или иных СМИ, как отечественных, так и зарубежных (полностью невозможное), способно обеспечить определенную защиту от внешних, недружественных воздействий. Однако опыт СССР, вероятно, достаточно наглядно показывает, что только лишь «охранительные» меры не дают гарантий стабильности общества если в стране сохраняются факторы, благоприятные для деятельности антисистемных сил.

В ситуации растущей глобальной политической нестабильности, которая может использоваться ширящимся спектром заинтересованных в ее углублении сил (от недружественных государств до криминальных структур) обеспечение политической устойчивости может быть гарантировано лишь инициативной политикой правящих структур, упреждающей возникновение массовых протестов, меняющей общество сообразно логике назревающих ему вызовов.

Иначе говоря, ответом на нарастающие угрозы дестабилизации, вытекающей из внешних и внутренних факторов, выступает не столько охранительно-державная политика (она лишь ограниченно позволяет сдержать тренды перемен), сколько инициирование властными структурами перемене «сверху», упреждающее давление на них «снизу» при сохранении контроля над динамикой процесса. Это политика, которая не удалась в свое время М.С. Горбачеву в СССР, но без ее реализации в XXI веке не выживет ни одно государство мира, в том числе и Россия.