Глава 2. Глобализированный мир. Субъекты и объекты инициирования политической нестабильности в современных условиях

 9. Параметры глобализированного мира

С распадом системы союзов СССР и его самого не просто завершилась холодная война, начался совершенно новый этап мирового развития. Качественное изменение параметров состояния человеческой цивилизации проявило себя не сразу, и нет ничего удивительного, что оно не оказались в центре внимания политиков и аналитиков. Первоначально дискуссии шли относительно того, какой будет структура грядущего миропорядка.

Было ясно, что «биполярный» мир при котором ситуация на международной арене определялась ходом противоборства двух военно-блоковых систем, взаимно «сдерживавших» друг друга, ушел в прошлое. Соответственно основные споры шли вокруг вопроса о том, станут ли США лидером «однополярного» мира, приобретет ли система международных отношений черты «многополярности», в рамках которой будут взаимодействовать и конкурировать несколько крупных государств и их союзов, или же роль «противовеса» США перейдет к Китаю. В отечественной науке широко обсуждался вопрос о том, какую роль сможет играть Россия в структурирующемся новом миропорядке. Естественно, наибольшей популярностью у российских экспертов пользовалась теория «многополярности», отводившая нашей стране роль одного, и достаточного влиятельного, если учесть сохранившийся арсенал ОМП и роль в мировой торговле энергоресурсами, центра силы.

Многие ученые стремились выйти за рамки дихотомии «однополярный» - «многополярный» мир. Например, по мнению отечественного ученого О.Н.Быкова, общей тенденцией выступает формирование многополюсности, однако это процесс приобрел сложный и затяжной характер. Более того, О.Н.Быков соглашался с мнением американского теоретика Д.Розенау, считающего, что «неопределенность и динамизм нынешнего периода являются скорее постоянными, чем преходящими чертами нового миропорядка». Ряд исследователей, в том числе упомянутый Д.Розенау, считают, что происходит переход к сетевой системе организации миропорядка, субъектами которой будут не только государства, а взаимодействующие государственные, наднациональные, негосударственные и смешанные структуры.

Действительно, восприятие перспектив миропорядка под углом зрения конфликта национально-государственных интересов стало с научной точки зрения не совсем корректным. Соответственно и мотивация действий государств геополитическими факторами начала утрачивать былую значимость.

Прежде всего, необходимо учитывать последствия экономической глобализации. С переходом Китая, стран Восточной Европы и СНГ к рыночной экономике, их отказом от централизованного планирования, возродилась целостность мирового хозяйства. Это содействовало углублению международного разделения труда, хотя не все постсоциалистические страны были удовлетворены тем местом, которое они в нем заняли. Начал формироваться единый рынок капиталов, товаров и рабочей силы. Ведущей силой мировой экономики стали транснациональные корпорации (ТНК) и даже их конгломераты, имеющие филиалы в десятках стран. Их интересы не обязательно совпадали со стремлениями страны происхождения.

Правда, оценки произошедших перемен остаются весьма неоднозначными. Как отмечает отечественный ученый М.О.Мнацаканян, сторонники «радикальных» взглядов полагают, что единство мирового рынка уже привело к стиранию национальных границ, утрате государствами своего суверенитета, превратившегося в фикцию. «Скептики» полагают, что ничего принципиально нового не происходит, «правительства по-прежнему способны контролировать процессы в экономике, финансах; национальные культуры сохраняют свои традиции, прежние модели

109

развития и т.д.».

Действительно «скептики» приводят на первый взгляд довольно весомые аргументы. Так единство мирового рынка существовало и в конце XIX века, тогда уже складывалась общепланетарная система международного разделения труда, а крупнейшие корпорации создавали свои филиалы в зарубежных странах. Как писал известный американский социолог И. Валлерстайн, «Разумеется, прогресс технологий открыл возможности транспортировки огромных масс товаров на значительные расстояния, но я рискну утверждать, что структура и функционирование товарных цепочек не претерпела в ХХ веке кардинальных изменений, и таковые вряд ли произойдут даже под воздействием так называемой информационной революции».

Эта позиция игнорировала качественные изменения, произошедшие в системе международного разделения труда, организации мирового рынка.

Во-первых, произошла так называемая «деиндустриализация» наиболее развитых стран мира. Многие производства из США, государств Западной Европы, Японии начали переводиться в государства, где сочетались такие факторы, как:

-                  довольно высокий уровень политической стабильности;

-                    наличие квалифицированной и относительно дешевой рабочей силы (в большинстве развивающихся стран средний уровень зарплаты в 5-10 раз ниже, чем в развитых);

-                     готовность властей предоставить привлекательную для иностранного капитала систему налогообложения.

При этом, «деиндустриализация» не означала утраты ведущими корпорациями Запада контроля над выпускаемой ими продукцией. Она стала итогом работы конвейера, разбросанного по многим странам. Например, располагающееся в Китае предприятие какой-нибудь японской компьютерной корпорации, скорее всего, будет использовать процессоры, выпускающиеся в Силиконовой долине в США, корпуса и трансформаторы, производимые в самом Китае, платы, изготавливающиеся где-нибудь на Тайване или в Южной Корее. Подобная система международного разделения труда качественно отличается от создания филиалов корпораций за рубежом, что практиковалось и в конце XIX и в середине ХХ века. Филиал, как правило, включал в себя всю производственную цепочку или большую ее часть. Его можно было национализировать и продолжать выпускать прежнюю продукцию. Современное «дочернее» предприятие, выпускающее постиндустриальную продукцию национализировать бесполезно - оно тут же перестанет получать комплектующие детали, наладить собственное производство которых очень сложно, если не невозможно, и незамедлительно остановится.

Масштабы подобной, качественно новой интеграции быстро растут. Уже 1990 г. 21 % экспорта ведущих стран Запада был сопряжен с вертикальной специализацией. С 1985 по 1996 г. объем экспорта готовой продукции машиностроения и транспортного оборудования 28 ведущих индустриальных стран

увеличился в 2,5 раза, а экспорт частей, компонентов, отдельных узлов возрос в 3,7

111

раза.

Происходящие перемены порой воспринимаются в частности, президентом США Б. Обамой, как показатель «деградации» ведущих стран Запада. Уже в первом своем президентском послании он заявил: «Чтобы бизнес продолжал работать внутри наших границ наступило, наконец, время урезать налоговые льготы для компаний, создающих рабочие места за рубежом, и предоставить эти льготы тем компаниям, которые создают рабочие места в Соединенных Штатах Америки». В действительности, ситуация выглядит несколько иначе.

Прежде всего, происходит оптимизация размещения производительных сил (высокие технологии стран Запада + дешевая рабочая сила Юга), что обеспечивает удешевление выпускаемой высокотехнологичной продукции, она становится доступной для более широких слоев потребителей во всех странах мира, что ведет к повышению если не уровня, то качества жизни людей на всех континентах.

В развитых странах высвобождается рабочая сила, которая может использоваться в секторах, связанных с «производством знаний», высокотехнологичным производством, информационными технологиями и т.д. Другой вопрос, что уровень квалификации большинства высвобождаемых работников равно как и выпускников многих учебных заведений оказывается недостаточным и не отвечает требованиям современного информационного общества. Однако проблема качественного совершенствования образования не решается дешевыми популистскими заявлениями о необходимости реиндустриализации с целью создания рабочих мест для людей, не желающих повышать свой образовательно-квалификационный уровень.

Развивающиеся страны получают доступ к инвестициям и высоким технологиям, а также часть доходов от экспорта производимой на их территории продукции, что обеспечивает им возможности ускорения развития. Так, высокая динамика экономического роста Китая на рубеже ХХ-ХХ1 веков в большой мере объясняется притоком прямых иностранных инвестиций (в 2005 г. они достигли уже 600 млрд. долл.). Более 50 % китайского экспорта приходится на долю предприятий, созданных с помощью иностранного капитала. За 8 месяцев 2010 г. 46,7 % экспорта, в стоимостном выражении, состояло из комплектующих и материалов зарубежного производства. Иначе говоря, Китай является не столько новой «промышленной мастерской мира», сколько сборочным цехом глобализированной

экономики.

В американской литературе уже появился такой термин как «Степса» («Китаемерика), он подразумевает очень тесное слияние экономик двух стран.Это не исключает расхождений между ними по многим вопросам международной жизни, кроме того Китай успешно развивает и собственную индустрию, основанную на высоких технологиях. Тем не менее, ни власти КНР, ни корпорации США, при достигнутом ими уровне взаимозависимости, не заинтересованы в каком-либо обострении отношений этих стран друг с другом.

Современный уровень международного разделения труда весьма существенно искажает картину экономических расчетов. Обычно сопоставляются такие показатели, как объем произведенного на территории страны валового внутреннего продукта (ВВП), его объем на душу населения и т.д. Но если примерно половина доходов от китайского экспорта оказывается в распоряжении корпораций США, то уместно ли зачислять эту сумму в ВВП Китая или какой-либо другой страны? Неизвестно как ТНК распорядятся полученными за пределами страны своего происхождения доходами.

Фактически мировой ВВП сейчас не равен сумме ВВП государств, поскольку из национальных счетов следует вычитать ВВП ТНК, которые самостоятельно определяют свою экономическую стратегию.

Это - вторая, качественно новая реальность современного мира. В прошлом, государства стремились контролировать трансграничные потоки капиталов. Однако с утверждением идеологии рыночной ортодоксии в 1990-х гг. этот контроль стал ослабевать. Согласно так называемому «Вашингтонскому консенсусу» 1998 г. страны ОЭСР договорились о либерализации международных транзакций капитала. Предполагалось что, будучи освобожденным от государственной опеки, капитал сам найдет оптимальные сферы своего приложения.

После глобального кризиса начавшегося в 2008 г. основной акцент в большинстве исследований делался на негативных последствиях либерализации финансовой сферы. Действительно, возникли многочисленные финансовые пирамиды, выпускались необеспеченные реальным капиталом ценные бумаги и долговые обязательства (деривативы), банки, столкнувшиеся с избытком капитала, начали выдавать кредиты под весьма сомнительное обеспечение. Уже в 2005 г. суммарная капитализация фондовых рынков всех стран мира составляла 37,6 трлн. долл., активы коммерческих банков - 55,7 трлн. долл., стоимость выпущенных в мире ценных бумаг и долговых обязательств - 58,9 трлн. долл. Общий объем всех отложенных и отсроченных платежей, включая деривативы, достиг 284,8 трлн. долл. Иначе говоря, как стало принято говорить, произошел отрыв финансового капитала от промышленного. А это делало глобальный кризис неизбежным.

В США возникла специфическая форма спекуляций, в которой участвовали десятки миллионов американцев, принадлежавших к среднему классу. Цены на жилье росли быстрее, чем проценты по банковским кредитам. Соответственно было выгодно брать кредит и покупать жилье впрок в надежде получить неплохую прибыль. Крушение пузыря высоких цен на недвижимость привело к тому, что выплата процентов по кредитам оказалась непосильной для многих семей, что поставило на грань краха банки.

Однако осуждая так называемую «ортодоксию» свободного рынка капиталов действительно, приведшую к серьезным проблемам в сфере функционирования мировых финансов, нельзя забывать причины, побудившие страны ОЭСР пойти на либерализацию деятельности банковской сферы.

В 1990-е гг. возник повышенный спрос на «свободный» капитал, что было связано с такими факторами как:

-                   быстрое развитие в большинстве стран мира информационных технологий, невозможное без значительных инвестиций в соответствующие отрасли;

-                   переход к рыночной экономике в Восточной Европе и государствах СНГ, что требовало больших вложений в приватизацию и модернизацию существующих производств, развитие сектора среднего и малого бизнеса;

-                   расширяющиеся возможности инвестиций в экономику Китая.

Возросшие потребности в дешевых кредитах и определили появление рынка псевдоценных бумаг, возместивших нехватку реальных денег. Можно предположить, что если бы страны ОЭСР не легализировали подобную практику она все равно, в иных формах, утвердилась бы.

Ужесточение государственного контроля над банковской деятельностью в отдельных странах, что предусмотрено реформами администрации Б.Обамы (едва ли они состоятся после победы на промежуточных выборах 2010 г. в Конгресс республиканцев) возможно, но эта мера качественно не изменит ситуацию, сложившуюся в глобальном масштабе. Она связана с тем, что транснациональные корпорации и банки уже приобрели высокую степень независимости от правительств стран своего происхождения и будут вести борьбу за ее сохранение. Тот факт, что они были спасены от разорения широкомасштабными государственными интервенциями за счет налогоплательщиков, не имеет решающего значения.

Третьим качественно новым фактором мирового развития выступают информационные технологии. Развитие сети Интернета, мобильной и факсимильной связи, цифрового и кабельного телевидения превратил мир в одну «большую деревню», что предсказывал еще в 1960-е гг. канадский социолог Д. Маклюэн. Последствия информационной революции весьма многообразны, они затрагивают все сферы человеческого бытия.

Значительно облегчаются международные транзакции капитала, в том числе и «отмывание» денег. Отследить многократные переводы средств международных криминальных групп, использующих оффшорные зоны, крайне сложно.

Меняется характер трудовой деятельности, все более широкое распространение получают ее дистанционные формы, при котором рабочее место находится там, где установлен подключенный к соответствующей сети компьютер, а общение работника с коллегами, начальством осуществляется через телеконференции или электронную почту. В принципе человек может жить в одной стране, а его работодатель в другой. Например, опытный врач способен руководить хирургической операцией, или даже осуществлять ее руками робота, находясь за тысячи километров от пациента. Все более широкое распространение получает дистанционное обучение, не требующее ни аудиторий, ни лекционных залов.

Естественно меняется характер связей между людьми, в том числе и в сфере организации политической жизни. Часто говорят о том, что благодаря Интернету началось формирование глобального гражданского общества. Правда большинство рядовых пользователей Интернета, обсуждая в сети новую «стрелялку», понравившийся фильм или достоинства того или иного порносайта, не задумываются о том, что многие их собеседники находятся за пределами национальных границ, а портал, на котором они общаются, вполне возможно, зарегистрирован в США или Голландии. В то же время существуют и политизированные сегменты Интернета, объединяющие людей, имеющих сходные стремления и идеалы.

Сеть неправительственных, негосударственных организаций (НПО или НГО, далее по тексту НПО) в последние десятилетия развивалась очень быстрыми темпами. С 1980 по 2000 гг. их количество увеличилось в четыре раза, к 2005 г. оно достигло 50 тыс., численность добровольных активистов некоторых из них, в частности «Международная амнистия», составляет свыше 1 млн. чел. (платный штат офиса этой организации, находящийся в Лондоне - всего 320 чел.). Многие из НПО имеют статус консультативных организаций или наблюдателей при ООН. По существующим оценкам объем средств, которыми могут распоряжаться НПО превышает бюджет ООН, достигая, суммарно, десятков миллиардов долларов.

Все это дает основание заключить, что современная глобализация является новым явлением, качественно отличающимся от своих аналогов в конце XIX -начале ХХ веков. Тогда в прошлом, как показал опыт первой мировой войны, полный или частичный разрыв внешнеэкономических связей мог стать источником определенных сложностей, но не вел к экономическому коллапсу. В современном мире внезапная изоляция государства, в большой степени вовлеченного в систему международного разделения труда, имела бы катастрофические последствия как для него самого, так и для стабильности мировых рынков

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 
25 26 27 28 29 30 31  Наверх ↑